Вкус Розы - стр. 29
- Не могу больше ждать, - прохрипел он, будто беря на таран мою не привыкшую к такому обращению пуську.
Все случившееся после словно покрылось непроницаемым спасительным коконом, который не пропускал ту грязь, в которую меня окунул мерзкий голландец. Конечно же, я ощущала, как его огромный толстый член буравит меня, а железные руки стискивают, будто хотят раздавить. Слюнявый рот так и норовил оставить следы на шее, пометить меня, еще раз доказать, что я теперь – собственность Жана ван Хорна и его злобной семейки!
Хуже всего было предательство Реты. Моей «милой» подруги, которой я доверилась буквально несколько часов назад. Она выслушала мой горестный рассказ, позволила выплакаться на ее плече, а потом отдала на растерзание брату, этому уродливому вонючему троллю! Вспыхнувшая во мне ненависть перекрыла на время все остальное. Даже вселенскую скорбь по близким, даже физическую боль. Хотелось отомстить. Нет, не просто хотелось. Я лелеяла планы возмездия, лежа распластанная на постели и смотря в плывущий перед глазами потолок, пока ван Хрен долбил меня, как отбойный молоток, придавив грузным телом. Пока он самоутверждался за мой счет, я представляла, как расправлюсь с Ретой, с Якобом, а напоследок оставлю Жана.
Моя голова наполнилась яркими образами – я убивала, резала, душила своих обидчиков, словно заправская киллерша, отправленная на задание. Вот только никаких навыков убийцы у меня не имелось, а была я лишь бесправной слабой женщиной, которую использовали ради потехи.
«За что? – вопрошала я Всевышнего, глотая слезы, когда ван Хрен наконец слез с меня и не воспрепятствовал моему желанию свернуться в позу эмбриона. – За что все эти испытания? Кто-то умный сказал бы, что нам даны только те испытания, которые мы в силах пережить. Но разве это помогает, когда понимаешь, что попала в ловушку и выхода нет?! Нет!»
Снова и снова я заставляла себя подняться и осмотреться, найти способ сбежать – найти телефон, устроить шум, попытаться одолеть Жана. Но слабое тело с опустошенной душой потеряло всякую способность двигаться. Истерзанная плоть требовала отдыха. Я ухнула в черную бездну сна, провалявшись на смятой постели несколько часов. Хотя сколько - я не знала, потеряв счет времени.
Знала только, что за время сна успела ощутить естественные потребности тела, жажду, голод и собственный запах пота. Тело мое хотело жить и требовало ухода и насыщения, тогда как я не чувствовала себя живой. Вот никак. Зачем мне жить в мире, где умирают самые близкие, а друзья предают? «Тонечка, зачем, скажи! – молила я покойную бабушку, прося дать мне хоть какой-нибудь ответ, маломальский знак. – У меня нет никакого ориентира, никакого смысла нет больше жить! Так зачем…»
«Потому что Господь дал тебе жизнь, и ты не вправе решать, когда тебе покинуть этот мир, - будто бы отвечала глубоко верующая бабушка, и мне даже показалось, что слабое дуновение ветерка из приоткрытого окна – это ее ласковая ладонь, коснувшаяся моей макушки. – Потому что тебе еще надо узнать, кто убил твоих родных, - продолжал призрачный Тонечкин голос, успокаивая мои расшатанные нервы. - И позаботиться о том, чтобы убийцы понесли наказание. А еще тебе просто рано умирать, душа моя. Живи! Борись! Ни за что не сдавайся!»