Вкус Розы - стр. 26
«Вернусь домой, узнаю», - устало вздохнула я и стоило самолету приземлился, первой прошла на выход. Без багажа и без ручной клади хорошо путешествовать. Только карты оплаты с собой да немного рублевой налички.
«Нужно евро купить перед вылетом», - решила я и, зайдя в один из целой вереницы магазинов, на оставшиеся рубли купила себе две пары трусов, зубную щетку и шлепанцы.
«Остальное с Генриеттой куплю в Палермо», - подумала я и сразу же позвонила своей дорогой подруге.
- Еду к вам, - расплакалась я в трубку.
- Конечно-конечно, - пролопотала на английском моя любимая Реточка. - Мы с Жаном встретим тебя в аэропорту.
- Хорошо, - прошептала я, давясь слезами. И как только самолет взлетел над Шереметьево, закрыла глаза, стараясь удержаться от истерики.
Я проснулась от легкого касания стюардессы.
- Заходим на посадку, синьора, - пробормотала она. - Пристегните ремни.
И уже через полчаса оказалась в объятиях сначала Генриетты, а потом и Жана, ее младшего брата.
Честно говоря, мы с Игорем недолюбливали Жана, огромного и наглого мужика, вечно ходящего по отелю в одних шортах и изображающего из себя мачо-мэна.
Хотя некоторым дамочкам, приезжавшим в отель, нравился младший брат хозяйки. Накачанное тело и широкая грудная клетка профессионального аквалангиста привлекали многих любительниц курортных романов. Жан никому не отказывал, и почти каждая девица, построившая ему глазки, через пару дней оказывалась у него в койке.
- Ах, - смеялась Генриетта. – В жизни моего брата интересуют лишь три вещи: дайвинг, жратва и секс. Он совсем еще мальчишка, Рози. Мы с мамой ждем не дождемся, когда он женится. Только девушек подходящих нет. Нам нужна протестантка голландского происхождения.
Я никогда не уточняла, почему же любая другая не подойдет. Мне Жан не нравился, и его личная жизнь меня не интересовала. Зато при встрече он расцеловал меня в обе щеки и, мимоходом облапив, подхватил от радости на руки.
Всю дорогу я прорыдала на плече Генриетты, слово за слово вытянувшей из меня подробности недавних событий. Реточка гладила меня по руке и что-то шептала по-голландски. А ее брат иногда глядел на нас в зеркало заднего вида и сочувственно цокал языком.
- Отдыхай, - велела мне Генриетта. – Комната рядом с Жаном пустая. Ляг поспи, а когда приедет из Таормины Якоб, я позову тебя ужинать. Помянем Игоря и твою бабушку. Они уже на небесах и оберегают тебя.
- Спасибо, - только и могла пролепетать я. – Я так благодарна вам с Якобом…
- А для чего еще нужны друзья, - печально вздохнула Реточка. – Отдыхай. Я приготовлю на вечер фондю. Как ты любишь…
Оставшись одна в обычном стандартном номере, я вспомнила, что именно тут мы останавливались с Игорем в один из первых приездов. Потом, конечно, Генриетта выделяла нам апартаменты с широкой террасой и шикарным видом на бухту.
На автопилоте я приняла душ и сразу плюхнулась в кровать, точно зная, что не усну.
«Таормина, Палермо, Сицилия, фондю - волшебные слова, - только и успела подумать я, как погрузилась в глубокий и тревожный сон. Я старалась удрать, а меня догоняли… - Я вам не дамся», - даже во сне поклялась я.
В силу традиций в доме Генриетты и Якоба ужинали поздно. Поверх нижнего белья я натянула черное трикотажное платье, надетое мной сегодня утром в совершенно другой жизни и в другой стране, сунула босые ноги в новые шлепки, купленные мной в Шереметьево и, собрав волосы в хвост, спустилась к восьми часам на кухню. Потянула носом изумительный запах, исходивший из небольшого чугунного котелка с прорезями для вилочки. Заметила кружки для эля и порезанные кубиками кусочки хлеба, а потом перевела взгляд на сидевших за столом мужчин.