Вкус подчинения - стр. 29

Стою на пороге, не смея пошевелиться, мне в таких квартирах бывать не приходилось, да скоро и эта сказка закончится. Медленно обвожу лофт взглядом, не ощущая ничего, как вдруг обращаю внимание на окно.

Огромное. Панорамное. С видом на раскинувшийся океан города, где небоскребы, как высокие волны золотит солнце и отражается бликами на тех, кто бродит внизу. Невольно задерживаю дыхание от этой красоты и медленно, словно загипнотизированная, подхожу ближе.

Еще никогда вид из окна так не завораживал.

— Нравится? — ощущаю я дыхание на своей коже, повожу плечами от разливавшегося по телу холодка, словно кто-то дунул мне в шею. Не смею шевельнуться, но вот его рука касается плеча и вынуждает повернуться, и я отвечаю:

— Очень.

Мне хочется сказать гораздо больше. Что всегда мечтала об подоконнике на именно таком окне, что мечтала сидеть в обнимку с любимым или даже… прямо на подоконнике заниматься любовью. Много хотела бы я рассказать вместо банального: Очень.

Он так быстро принял душ? Или я простояла здесь так долго? В любом случае повернувшись, я уперлась взглядом в голый торс, украшенный порослью волос, в которой запутались мелкие капли воды. Они сияли на солнце как драгоценные камни, и каждую мне хотелось попробовать на вкус.

Ужас! Какие мысли. Неправильные, порочные. Я невольно облизываюсь и поднимаю взгляд. Дыши, только дыши. Если бы это было так просто, но грудь словно в тисках, а сердце там раненой птицей бьет крыльями, просится на свободу.

Теряюсь во взгляде темных глаз, на дне которых тлеют угли страсти и желания. И невольно сжимаю руку в кулаки, чтобы не коснуться его, потому что приказа не было. А ведь хочется.

— Коснись меня, — словно услышав мои мысли, требует Давид Маркович, и рука расслабляется, сама поднимается выше, накрывает влажную грудь, и я чувствую, как частыми ударами гонга бьется его сердце.

Он шумно выдыхает и сам приходит в движение, распахивает мой халат и долго, долго смотрит на оголенную грудь, соски на которой уже неприятно ноют. Умоляют коснуться их не только колючим взглядом.

Смотрю за своей рукой, что медленно гладит грудь, чуть задевает соски и вижу, как полотенце приподнимается выше и выше. Моя же рука все ниже и ниже. Еще немного. Еще пара сантиметров и в моих пальцах снова окажется влажный, горячий, такой твердый член.

Разве можно так быстро поменять приоритеты, ведь я боялась мужчин до дрожи, а сейчас сама касаюсь. Наслаждаюсь этим и с трепетом жду его нового приказа.

— Кто ты, — вдруг задает он мне вопрос, и я непонимающе хмурюсь, но ответить или спросить, что он имел в виду, не успеваю. Звонит телефон, и Давид сразу идет к нему, разорвав контакт тел.

Утро пятницы. Нужно работать. Сейчас я бы раздавала пилюли и разносила капельницы. И чем мне заниматься, пока он на работе?

Когда он завершает звонок, то идет прямиком к шкафу, где, как подтверждение его здесь проживания, висят строй белых глаженных рубашек.

Я осматриваю остальную часть помещения и вижу закрытую дверь. Черную, лакированную, словно вход в саму преисподнюю. Это точно то, что я думаю? И почему он привел меня в свою квартиру, а не снял, как говорила Таня? Что еще Таня не знает об этом человеке?

— Я вернусь вечером, — его низкий резкий голос привлекает внимание. — К тебе придут люди привести тебя в порядок. Я хочу, чтобы ты вернула свой цвет волос.