Вкус подчинения - стр. 25

21. Глава 20.

*** Майя ***

Мне здесь не нравится. Это место еще больше напоминает бордель. Даже больше, чем холл, где нас выставили на продажу.

Чего только стоит стена, увешанная приспособлениями для пыток. Только и осталось что задержать дыхание. Смотреть в пол, когда Давид Маркович идет туда и долго выбирает.

Страх стекает по спине, тело наливается тяжестью, уже готовое терпеть боль.

 Когда мужская рука уже потянулась к черному, лакированному стеку и даже его погладила, я застыла от страха, но она тут же сменила направление и взяла подвешенную на крючке миску.

Я прикрыла глаза. О, нет. Лучше уж боль, чем это унижение.

Лакать как собака в ногах у Хозяина.

Почему же мне казалось, что он не такой. Почему в больнице Давид Маркович выглядел почти нормальным. Без этого взбешенного лица и глаз, разве что не мечущих молнии.

— Ползи сюда, — шипит он, наливая в миску воды, и я замираю. Не могу двинуться с места. Надо идти, надо выполнять свою роль. Всего месяц, всего какой-то чертов месяц. — Ползи, я сказал, сюда!

Делать нечего, и я, собирая всю силу воли, ставлю руки на мягкий ворс ковра и передвигаю ими в сторону Хозяина, стараясь, как учили, сильнее прогнуться в спине. Теперь именно так я должна его называть. Хозяин. Потому что он купил меня и будет обращаться, как с тряпкой у своих ног.

Почти у самых ног, но взгляд поднять не успеваю.

Шею вдруг сдавливает ошейник, почти перекрывая воздух и мешая вскрикнуть, и я оказываюсь лицом к лицу со зверем. С затаившимся, притихшим зверем, готовым укусить в любой момент.

— Отвечай! — уже рявкает он, и я понимаю, что пропустила фразу. Как в театре на сцене прослушала.

— Я буду такой, какой вы пожелаете меня видеть, — заученная реплика, которую меня заставила выучить Таня, ничего не значит. Лишь уносит меня в позорные дали выше. Зато мне объяснили, что это выручалочка в любой ситуации.

Он буравит меня взглядом еще некоторое время, поджимая губы и раздувая ноздри, как бык перед убийством тореадора, словно ожидая, что я рассмеюсь и заявлю, что пошутила. Но молчание затягивает, а вязкая тишина сдавливает грудь тисками. Сколько же можно?! Потом Давид Маркович резко наклоняет мою голову вниз, прямо к миске.

— Лакай, лакай как собака.

Я не могу, не могу.

Качаю головой, но он насильно пихает мое лицо в воду, практически топит. Я чихаю от воды, попавшей в нос, и он снова заставляет смотреть на себя: на влажные на висках волосы, на длинные ресницы, на четкую линию подбородка и чуть сгорбленный нос.

Наверное, будь я чуть нежнее, шея бы уже сломалась от постоянного, как на веревочке, болтания.

— Рабыня должна повиноваться и выполнять любую прихоть Хозяина, разве тебя не учили? Разве ты не опытная шлюха?

22. Глава 21.

«Я не шлюха», — хочется мне крикнуть, но я лишь киваю, не смея отвести взгляд от синевы его глаз. Такого чистого, насыщенного цвета, как небо, уходящее в сумерки, как масляная краска, как шелковая ткань. И я тону там все сильнее, ощущая, как меня затягивает этот омут.

Выхода из ловушки собственных чувств нет.

Не понимаю.

Он унижает, он заставляет меня лакать воду из миски, и это только начало извращений, а я уже погибаю и трепещу от силы рук, что сжимают мое плечо.

Я сошла с ума?

— Почему ты так смотришь? — рычит он и подтягивает меня ближе, хватает рукой затылок и шепчет в губы: —Почему ты так смотришь, сука?