Визит к архивариусу. Исторический роман в двух книгах (III) - стр. 4

– Как с прикрытием?

– Уже в Дюбендах ты будешь под лапками Мокрицы. Пока не передашь груз из рук в руки его людям, отвечать за него тебе. Понял?!

Семён кивнул.

– Однако,– зло сорвав с вешалки полотенце, продолжал он, – предупреждаю. С Мокрицей держи ухо востро. Он надежен, когда обстоятельства надежные. А сейчас для меня они неблагоприятны. Будь начеку…

Мишиев все понял. Стало быть, слухи – не вымысел. Ага зашатался. И вот-вот упадет. И хотя там, в Баку, спецслужбу возглавляет человек, которого Ага некогда оставил за себя, он ему не верил. Семена это нисколько не удивило. Он никому не верил. И всех держал на крючке. А что касается Заира Юнусзаде, он знал его как облупленного. Пока он, Ага, на высоте, Заир будет лизать ему анус до идеального блеска. А стоит качнуться – предаст, не моргнув глазом… Это он, Ага, назвал его Мокрицей…

А дело было так. Тогда Ага в Москву еще не переехал и был хозяином грозного Дома на Бакинской набережной. Семен стоял в приемной, когда из его кабинета выскочил мокрый, маленький Заир и, даже не поздоровавшись, вышмыгнул в коридор.

В тот день Ага обсуждал с Мишиевым операцию по захвату азербайджанского диссидента, востоковеда по образованию, работавшего в Институте рукописи. Его надо было брать с поличным… Обсудив детали, Ага сказал, что операцию будет контролировать его заместитель – Заир Юнусзаде.

– Связь держать с ним по телефону и рации… Его позывной… – Ага скрипнул зубами, – можно назвать «Подкаблучник», а лучше… – Ага ударил по клавише селектора и, услышав голос своего заместителя, рявкнул:

– Твой позывной «Мокрица»!..

Тот, по всей видимости, чем-то здорово разозлил Агу. И ярость шефа была так велика, что он не мог сдержать её в себе.

– Подкаблучник чёртов, – оторвавшись от селектора, пропыхтел он.

Мишиев сделал вид, что не слышал этого. «Мало ли что? – подумал он. – Когда паны дерутся, лучше не лезть…»

В Доме на Набережной все, до самого последнего рядового, знали, что надменный и беспощадный к подчинённым замшефа боится жены больше самых изощрённых дознаний.

Наверное, предположил Мишиев, она опять позвонила шефу и что-нибудь эдакое наябедничала на него.

…Теперь Москва позади. Он в конспиративной халупе, а поклажа с долларами и фунтами стерлингов – в сарае.

Большая стрелка часов уже подобралась к двенадцати.

Чтобы во время телефонного звонка не корчиться от «дивного» кукования кота, Мишиев еще днем придумал небольшую хитрость. Нашел в сарае подходящие обрывки шнура, приладил их друг к другу, а потом к аппарату, чтобы его можно было свободно переносить. Обрывки провода были достаточно длинными и запросто протянулись до вполне просторного, но заставленного разной рухлядью, чулана, из щелей которого хорошо просматривалось всё нутро сарая и «пудель». Похвалив себя за находчивость, Мишиев снова покосился на кошачью морду ходиков и, взяв телефон, прошёл в чулан.

Главное, сказал он себе, чтобы свою задачу, что поставил перед ним Ага, а затем Мокрица, он выполнил. Оставалось только подглядеть, кто заберет «пуделя». Хотя лично для него и для всей операции это не имело никакого значения. Но так приказал генерал-лейтенант, то есть, не без удовольствия ухмыльнулся Семен, генерал-дегенерат.

В оставленной им комнате кошачья башка ходиков, видимо, закуковала, потому что задребезжал аппарат. Он поднял трубку по окончании третьего звонка… И тут все пошло как в замедленной съемке. И все, что происходило, виделось и слышалось им, как бы, со стороны… Долгий, раскатистый и оглушительный гром… Неестественно выползавшая из проема дверь… Тягучее, как патока, красное пламя… И он все понял. Молнией мелькнула страшная догадка: «Мина… Взрыв… Мне конец…»