Ветер западный - стр. 22

Он не отпускал мое запястье; точно так же сегодняшним утром я держал в руке кизиловую веточку, не зная, что с ней делать, но пытаясь придать ей некий тайный смысл.

– Нет, – ответил я, – Тауншенда я не видел.

– Итак, – продолжил он, – вскрылось ли что-нибудь новое… из разряда смертоубийственного?

Высвободив запястье, я зашагал дальше.

– Роберт Танли убил собаку.

– Ох, – благочинный всплеснул руками, – он что, сел на нее? – Редкая вспышка юмора у нашего начальника.

– Отравил.

Упоминание отравы взбодрило благочинного – легкий сбой в походке, если присмотреться повнимательнее, выдал его: в душе он уже праздновал победу.

– Отравил чем?

– Монашьим куколем.

– Монаший куколь? Ясно. Монаший куколь… ну-ну. Однако я должен спросить, где он его взял? – Ликование слышалось в его голосе, словно, копаясь в земле, он неожиданно для себя нарыл золотую монету. – Монаший куколь вырастает к концу лета, а сейчас середина февраля.

– Он цветет в конце лета, но его корни живы весь год.

Тогда он спросил, насупившись, будто строгий учитель:

– Откуда он знал, где его искать?

– Монаший куколь растет за ручьем, там, где живут Танли и Мэри Грант, куколь любит сырость и тень, он жмется к скалам или прячется в зарослях кустарника. Любой в нашей деревне скажет вам, где его искать, мы потеряли столько овец, прежде чем прекратили пасти их на тамошних полях.

Благочинный меня раздражал, и я не пытался это скрыть. Что он знал о нашей деревне? Вопросы он задавал сплошь не о том. Ни для кого не было загадкой, как убить собаку монашьим куколем в любое время года; ошметок корня размером с детский ноготок отправил бы на тот свет даже взрослого мужчину, надо лишь тоненько нарезать корешок и бросить, словно зерно в землю, в мешанину из лежалых потрохов, которой обедает собака. Расспросы благочинного отдавали грязным любопытством сплетника, он даже не поинтересовался, чья была собака и почему ее предали смерти. Услыхал лишь слово “отрава”, и змей, что дремал в нем, поднял голову.

– Итак, мы знаем, что Танли разгуливал с ядом приблизительно в то же время, когда погиб Томас Ньюман, – долбил он мне в спину, и моя спина ответила:

– Мы все могли бы раздобыть отраву когда угодно, ядовитых растений кругом не счесть.

Монаший куколь, белена, белладонна, чемерица, не говоря уж о грибах, чьи бородавчатые шляпки и жемчужный сок насылают на тебя сперва бред, а потом и смерть. Любой мужчина, женщина или ребенок, что сызмальства трудились на земле, вечно забивавшейся им под ногти, знали немало способов, как убить или быть убитым этими вероломными травами, произраставшими вокруг нас, – такова была наша повседневность, и спасало нас только природное чутье, которого благочинный был напрочь лишен.

Смекнув, что тема исчерпана, он проворчал недовольно:

– Я надеялся, что вы расскажете об убийстве человека, а не собаки. – И замолчал надолго.

Положим, у благочинного имелись резоны подозревать Танли, ведь именно Танли первым сообщил, что видел человека в реке субботним утром, к тому же он где-то пропадал всю пятничную ночь, и никто понятия не имел, где и чем он занимался. Но в убийцы Танли не годился, забавно, что даже благочинный это понял. К человеку столь откровенному и прямому подозрения не липли. Либо человека столь запальчивого не всякий рискнет обвинить.