Ветер западный - стр. 21

– На два слова, Рив, – с улыбкой произнес он и слегка поклонился приличия ради. – Надеюсь, я не помешал.

– Что вы, что вы, – ответил я, глядя на удлиняющуюся очередь. – Мне совершенно нечего делать.

Порыв бежать к нему, поговорить с ним, рассеялся как дым, стоило ему явиться сюда. Теперь я желал обратного: поскорее отделаться от него и увидеть, как оба зада – благочинного и его кобылы – исчезают вдали за Новым крестом. Он засеменил по проходу через неф к северным вратам церкви. Люди в очереди смотрели мимо меня, а я мимо них – в надежде, что они понимают, кому я служу – не ему, лицемерному проныре, сующему свой нос куда не просят, но им, нашему приходу, к которому я и сам принадлежу. Мы вышли из церкви, ветер хлестал с враждебностью уходящей зимы, тешился напоследок. Со стороны Нового креста доносилась музыка, и я увидел завитки дыма неподалеку от дома нашего сурового деревенского старшины, Роберта Гая, – густые завитки, игривые, с запахом бараньего жира и бекона.

Благочинный опережал меня на несколько шагов, перейдя… как это назвать? На рысцу? Никогда не видел, чтобы взрослый мужчина шагал, подгибая колени. У него какой-то телесный недуг, судорогами мается? Иначе я мог объяснить его походку только тем, что, собираясь сказать мне нечто возмутительное, он дурачился, притворяясь, будто исход предстоящего разговора не вызывает у него ни малейшей тревоги. Я не старался догнать его, на самом деле нарочно еле ноги волок, и в итоге ему пришлось меня поджидать.

– Я хотел приватности, – сказал он.

– Здесь только церковные стены могут нас подслушать.

Словно для того, чтобы убедиться в этом, он задрал голову, осматривая недавно выкрашенные нежно-желтые стены, но, судя по его нахмуренному лбу, не убедился.

– Последние дни выдались очень непростыми для вашего прихода, Джон, – начал он заговорщицким шепотом.

Джон! Только что я был Ривом – люди всегда переходят на дружеский тон, когда чего-то хотят от тебя и не уверены, что получат. Его сморщенное личико оживилось в предвкушении сплетен.

– Что сегодня говорили на исповеди?

– Ерунду всякую.

– Я заметил одного парня со скотного двора, – продолжил благочинный. – С чем он приходил?

– Сказал, что влюбился.

– Да ну? И кто эта счастливица?

– Вряд ли это имеет значение.

– Любовь всегда имеет значение, особенно когда у нас на руках загадочная смерть. Любовь всегда… – он сделал паузу, – соучастница.

Я сморкнулся. Иногда мне казалось, что если я сделаю что-нибудь внезапное – зашумлю или шевельнусь ни с того ни с сего, – сон развеется и благочинный исчезнет.

– Анни, собственно говоря. Моя сестра. Парня зовут Ральф Дрейк. Пустое мимолетное увлечение.

Он издал короткое уфф. И что бы это значило? Я бы предпочел не говорить ему ничего и ни о ком, ни слова о том, что происходит на исповедях, но, увы, ранее, когда я еще доверял ему и ждал от него помощи, мы условились, что будем полностью откровенны друг с другом.

К моей великой досаде, спешить благочинному было явно некуда, он рта не раскрывал и только смотрел на меня одновременно требовательно и просительно. Потом взял меня за запястье:

– Не могу не предупредить. Имейте в виду, если те, кому есть что скрывать, все же придут на исповедь, они наплетут с три короба и ни звука не проронят о самом важном. Вот почему вам следует быть проницательным, хитроумным, чтобы услышать то, что они не сочли нужным сказать. – Он склонил набок свою аккуратную кукольную головку, и воздух, звенящий, чистый, будто отпрянул от него. – Кстати… Оливер Тауншенд приходил на исповедь?