Вещи мертвого человека - стр. 10
Я невольно сглатываю.
Чешу в затылке.
– Капитан, – смеюсь. – Ты же не барышня, такого в жизни повидал… с твоей-то службой. Человек не одинаков в разные интервалы своей жизни. Помнишь, кто «остановить мгновенье» от Фауста требовал?
Он отводит взгляд в сторону. Кривится. Потом мотает большой, явно очень усталой головой.
– Нет, – хмурится, – не припомню…
Я коротко киваю. Неудивительно. И дело тут не в том, что вряд ли опер-убойщик капитан Мышалов слишком серьезно мог «Фаустом» заморачиваться. Тут всякое бывает. На это просто вообще немногие внимание обращают…
– Дьявол, – говорю, – Сатана. Понимаешь почему?
Он отворачивается к окну.
Вздыхает.
Смотрит на меня.
На портрет.
Снова на меня.
– Кажется, – кивает на труп, – догадываюсь. Для него время остановилось, так ведь? И для нее тоже…
Я снова киваю. Да, капитан. Остановилось. Причем теперь навсегда.
– Вот то-то и оно, – тоже вздыхаю. – Ладно, пойдем дальше…
– Пойдем, – соглашается.
А вот и моя фотография. Точнее – наша со Стасиком. На рыбалке.
Стоим.
Хохочем…
– Это вы где? – капитан спрашивает.
Я невольно улыбаюсь. Хорошие были времена…
– Под Астраханью, – отвечаю. – За судаком, помню, мотались. Рыбак он был знатный. Один из лучших…
– Вот оно что, – вздыхает. – Я сам туда каждый год езжу, если обстоятельства позволяют. Под Харабали…
Жму плечами.
Понимание тебе, капитан.
– Для меня, – говорю, – рыбалка вообще как наркотик. Как только свободные выходные – сразу или в Дельту, или в Карелию…
– Согласен, – кивает. – Только для этого деньги надо иметь.
Я киваю в ответ.
– На это пока, к счастью, хватает, – говорю.
– Завидую, – усмехается.
Я только еще раз плечами пожал. Точно ничего нового. По крайней мере, ничего не бросается в глаза. Да и давненько, честно говоря, я сюда не заходил…
– Все, – говорю, – капитан. Ничего особенного не разглядел. Кроме гильз от травки. Не знал, что он начал покуривать…
– Ну, это фигня, – морщится. – А больше – ничего?
Жму плечами.
– Ничего, – говорю.
– Жаль, – вздыхает. – Но все равно спасибо. Если что, я позвоню. И вы звоните, если вдруг что интересное услышите. Он ведь вам, судя по всему, не чужой был…
Я строю кислую мину.
– Да в последнее время, – тоже вздыхаю, – уже почти чужой. Все реже и реже виделись. У него своя жизнь, у меня – своя…
Отворачиваюсь.
Смотрю в окно.
Там снова начинается дождь…
– Так часто бывает, – говорит.
Я на него даже с интересом глянул.
– Первый раз, – говорю, – на моей памяти мент свидетеля утешает на тему, что тот уж не совсем неправильно жизнь свою ведет. Спасибо…
– Вам спасибо, – улыбается. – И до свидания. Мы вас, наверное, все-таки вызовем, когда в бизнесе его ковыряться будем.
Я наклоняю голову. Так-то не очень хотелось бы, разумеется. Но что делать…
– Да нет проблем, – говорю, – приду. А пока – всего доброго…
Вышел из квартиры.
Спустился на лифте, прошел ограждение.
Закурил.
Дождь.
Мокро, холодно.
На лужах крупная рябь, пересыпанная редкими, тяжелыми каплями, морщит тусклый свинец воды.
А по двору дети носятся. Да и что им? Уроки сделали, свободны… Собака вон ковыляет, на трех лапах. Четвертая поджата.
Бедолага.
Я водителю служебной машины махнул, чтоб подождал. Сел на скамеечку. Закурил опять, не обращая внимания на то, что джинсы мгновенно промокли на самом интересном месте.
Сижу, дымом давлюсь.