Вернувшиеся (сборник) - стр. 27
Б е р н и к (еще в дверях). Да, да, хорошо. Отлично, господин Крап. Отправьте четыреста крон на призрение бедных. (Оборачивается.) Лона! (Подходит ближе.) Ты одна? Бетти сюда не придет?
Л о н а. Нет. Или мне ее позвать?
Б е р н и к. Нет-нет-нет, что ты! Лона, Лона, ты не представляешь, как я мечтал поговорить с тобой начистоту, вымолить у тебя прощение.
Л о н а. Послушай, Карстен, давай без сантиментов, нам это не к лицу.
Б е р н и к. Нет, выслушай меня, Лона. Знаю, я ужасно выгляжу в твоих глазах теперь, когда ты узнала правду о матери Дины. Но клянусь тебе, это было минутное помешательство. На самом деле я искренне и честно был влюблен тогда в тебя.
Л о н а. По-твоему, зачем я приехала сюда?
Б е р н и к. Что бы ни было у тебя на уме, умоляю: ничего не предпринимай, пока я не оправдаюсь перед тобой. Я могу это сделать, Лона, по крайней мере – объяснить, как получилось.
Л о н а. Боишься?.. Говоришь, был влюблен в меня. Ты и в письмах тогда уверял меня в своей любви. Наверно, даже вполне искренне – ты обретался далеко от дома, в большом свободном мире, он дал тебе смелость мыслить широко и независимо. А что во мне больше характера, силы воли и самостоятельности, чем принято в этом городе, ты уже и сам заметил. Поскольку мы двое хранили все в тайне, ты ничем не рисковал – даже тем, что станут издеваться над твоим дурацким выбором.
Б е р н и к. Лона, как ты можешь думать…
Л о н а. Но когда ты вернулся домой, услышал колкости по моему адресу, а здесь на них не скупились, обнаружил, что хорошим тоном считается издеваться и насмешничать над моими выкрутасами, как их называли…
Б е р н и к. Ты в то время церемонностью не отличалась…
Л о н а. Мне просто нравилось дразнить местных блюстителей нравов в юбках и штанах… И когда ты встретил юную смазливую актриску…
Б е р н и к. Клянусь, из слухов, которыми полнился город, и десятая часть не была правдой. Пустое бахвальство…
Л о н а. Предположим. Но тут домой возвращается красавица Бетти, яркая, прелестная… Никто не может перед ней устоять, да к тому же становится известно, что тетушка отписала все наследство ей, а я не получу ни гроша…
Б е р н и к. Лона, вот мы и дошли до сути. Скажу как есть, без обиняков: я не любил тогда Бетти и порвал с тобой не из-за нового чувства, а из-за денег. Я был вынужден. Я обязан был заполучить эти деньги.
Л о н а. И ты говоришь мне это в глаза?
Б е р н и к. Да, говорю. Выслушай меня, Лона.
Л о н а. Хотя в письмах писал, что тобой овладела неодолимая страсть к Бетти. Взывал к моему великодушию, заклинал ради Бетти никому не рассказывать о нас…
Б е р н и к. Могу только повторить – я был вынужден.
Л о н а. Боже правый, тогда я ничуть не раскаиваюсь, что так вспылила на прощанье.
Б е р н и к. Позволь мне холодно и спокойно обрисовать тебе тогдашнее положение дел. Как ты помнишь, во главе семейного предприятия стояла моя мать, но у нее не было коммерческой хватки. Положение стало критическим, и меня спешно отозвали из Парижа возвращать фирму к жизни. И знаешь, что я обнаружил? Оказалось, но только пусть это останется тайной, что фирма разорена. Да, да, старинный уважаемый торговый дом, переживший три поколения, фактически обанкротился. Мне, единственному сыну, не оставалось ничего другого, как искать средства для спасения фирмы.