Размер шрифта
-
+

Вернувшиеся - стр. 11

– Господи! – прошептала Люсиль. – Этот мальчик доведет меня до смерти.

Харольд отбросил сигарету и прочистил горло. Он всегда делал так перед тем, как рассердить супругу.

– Ты имеешь в виду этого дьявола?

Люсиль устало отмахнулась рукой.

– Замолчи! Не называй его так!

– Ты сама назвала его так. Помнишь, как ты объясняла мне, кем являются «вернувшиеся»?

Она все еще задыхалась от беготни за мальчишкой и с трудом выговаривала слова.

– Это было раньше. Я ошибалась. Теперь я все поняла.

Она улыбнулась и выгнулась назад в попытке расслабить уставшую спину.

– Они блаженные. И благость их идет от Господа. Вот кто такие «вернувшиеся». Наш второй шанс!

Какое-то время они сидели в тишине, прислушиваясь к учащенному дыханию Люсиль, которое понемногу выравнивалось. Эта старая женщина внезапно стала матерью восьмилетнего мальчика. Она быстро уставала.

– Ты должен проводить с ним больше времени, – сказала Люсиль. – Он понимает, что ты держишь дистанцию. Он знает это, потому что прежде ты относился к нему по-другому. Когда он был здесь раньше.

Она улыбнулась, довольная сказанным. Харольд покачал головой.

– А что ты будешь делать, когда он уйдет?

Люсиль нахмурила брови.

– Замолчи! – сказала она. – «Удерживай язык свой от зла и уста свои от коварных слов». Псалом 33:14.

– Твой псалом не обо мне. Ты же знаешь, что говорят о «вернувшихся». Люсиль, ты знаешь это так же хорошо, как и я. Они сначала появляются, а затем исчезают, и никто потом не находит их, как будто другая сторона призывает свои порождения обратно.

Старуха покачала головой. Несмотря на тяжесть усталости, повисшую на руках и ногах, словно мешки с мукой, она вскочила с кресла.

– У меня нет времени на такую чушь! Дурацкие слухи и полная ерунда! Я пойду готовить ужин. Не сиди здесь, иначе подхватишь воспаление легких. Этот дождь убьет тебя.

– Я скоро приду, – ответил Харольд.

– Псалом 33:14!

Войдя в дом, она закрыла за собой сетчатую дверь.


Из кухни доносился звон горшков и кастрюль. Дверцы шкафов открывались и закрывались. Запахи мяса, муки и специй смешались с ароматами дождя и мая. Харольд уже засыпал, когда услышал голос мальчика.

– Папа, можно, я выйду наружу?

Он стряхнул с себя дремоту.

– Что?

А ведь он прекрасно расслышал вопрос.

– Разреши мне выйти наружу. Пожалуйста!

Из всех щелей старой памяти к нему пришли напоминания о том, каким мягкотелым и беззащитным он становился, когда ему говорили «пожалуйста».

– Твоя мать рухнет в обморок, – ответил он.

– Ну хотя бы чуть-чуть.

Харольд фыркнул, едва удержавшись от смеха. Он потянулся за сигаретой, но не нашел ее, хотя мог поклясться, что у него была еще одна. Он похлопал себя по груди и по бедрам. В нагрудном кармане, где не оказалось сигареты, старик вдруг обнаружил маленький серебряный крестик – наверное, чей-то подарок. Все воспоминания о нем почему-то стерлись из памяти. Харольд даже не помнил, что носил его. Но почему он тогда смотрел на него, как на орудие убийства?

На распятье когда-то были выгравированы слова: «Бог любит тебя». Теперь они стерлись. Остались только «о» и половина буквы «т». Глядя на крестик, он вдруг начал потирать его большим пальцем – как будто вся рука принадлежала не ему, а какому-то другому человеку.

Джейкоб стоял на кухне за сеточной дверью. Он прислонился к косяку, скрестив ноги и убрав руки за спину. С задумчивым видом мальчик рассматривал линию горизонта, затуманенную косым дождем. Затем его взгляд перешел на отца. Он печально вздохнул и прочистил горло.

Страница 11