Верни мою дочь - стр. 8

Слишком зол, слишком.

Когда я захожу, Дамир швыряет ее на застеленный пледом диван.

— Не трогать! — рявкаю я, понимая, что он переборщил. Никто не имеет права ее трогать, никто, кроме меня.

Заглядываю в ее бестыжие глаза. Она плакала, я отмечаю все детали, но даже сейчас, черт возьми, она выглядит соблазнительно. Футболка чуть задралась, оголяя часть бедра, в растянутом вороте виднеется ее тонкие ключицы. Она заметно похудела, ушла детская округлость с лица, но ей это идет.

Не о том надо думать, не о том.

Я шагаю к ней, наступая на куклу. Она жалобно пищит, издавая механическим голосом:

— Ма-ма, — и Карина вздрагивает, зажимая рот рукой.

— Рассказывай, — говорю я, ставя напротив нее кресло и садясь в него. Руки скрещены, мне хочется максимально отгородиться от нее, — чей это ребенок? И только попробуй соврать, шкуру с тебя спущу живьем.

В этот момент я верю, что на это способен, хотя когда-то обещал не трогать ее и пальцем.

Впрочем, как оказалось, наши клятвы друг перед другом не стоят и копейки.

Карина

Мне бы бояться Арслана, да не могу.

Не могу заткнуть все воспоминания о нем: мы пробыли вместе не так долго, но каждый божий день остался оттиском в моей памяти.

Он почти не изменился, я жадно выискиваю общие черты Сабирова с Леей.

Дочка очень похожа на него. Еще в роддоме, когда я заглядывала в ее глаза, у меня не пропадало ощущение, что в ней я вижу некогда любимого человека.

И хоть Лея ни разу не видела родного отца, гены пальцем не раздавить. У нее — жесты Арслана, его мимика, даже характер.

Упрямый, строптивый, заводной.

Она копия своего отца. Но он не должен был о ней знать.

— Рассказывай, чей это ребенок? И только попробуй соврать, шкуру с тебя спущу живьем.

Молчу, так долго, пока могу оттянуть момент. Вспышки воспоминаний: как бегу ночью из дома, без вещей, налегке, в слишком легкой, не по погоде одежде. И боюсь больше всего, что меня спохватятся раньше времени.

Я тогда сожгла все результаты УЗИ, тест с двумя полосками — ничего, что могло бы выдать непосвященным мою беременность. Она должна была остаться тайной для всех, потому и обследования я проходила под чужой фамилией.

Арслан встает, стул падает с грохотом, и я вижу, как он приближается ко мне.

— Ударишь? — все, что мне остается, это держать лицо, — обещал не трогать.

— Ты слишком много говоришь не по делу, — он буквально рычит, — это мой ребенок?

Долгая секунда, в течение которой мы сверлим друг друга глазами. Безотчетное желание примкнуть, прильнуть к нему, коснуться губ. Оно такое сильное, что голова кружится, а может, это от нервов.

— Твой.

Говорю и становится хоть немного легче. Сколько лет я несла в себе эту неподъемную ношу, решив за всех, как будет лучше. И страшно думать, что прогадала.

— Дрянь, — говорит, отшатываясь, как от чумной. На его обычно смуглом лице исчезают все краски, мне больно смотреть. Арслан отходит, делает несколько шагов, как раненный тигр в клетке, а потом подходит к стене и бьет в нее кулаком, раз, второй. Я жмурюсь, сжимаясь на диване, подтягиваю колени ближе. Он обещал, что не тронет меня, обещал…

— Убил бы тебя, — и я верю, что смог бы, в случае чего. Насмотрелась их общества, навидалась.

Еще одна причина, по которой я сбежала.

— Они похитили ее, — нужно говорить, не давая ему зацикливаться на своих чувствах. Я ради Леи должна быть целой и невредимой.