Вера, воля и земля - стр. 21
Не только духовно и интеллектуально, но и физически мы тогда подошли к самому краю. Я прекрасно помню мрачный и тревожный фон моего детства – Первую и Вторую чеченские войны.
Нынешнее поколение не так уж много знает о том недавнем конфликте. Тем более что он заслонен нынешней войной, которую Россия ведет уже не против кучки сепаратистов, а против всего натовского колосса. Тем не менее война в Чечне была самой жестокой со времен Второй мировой. А главное, Россия была тогда совсем другим государством, находилась в глубоком кризисе и без всякой войны еле-еле удерживалась от распада. К тому же с другой стороны фронта достаточно быстро стали выступать отнюдь не только одни чеченские националисты. К ним присоединился международный исламизм, а заодно целый букет русофобских группировок – украинских, прибалтийских и так далее.
К той войне мы были совершенно не готовы. Частью западного колониального проекта, которым являлась Россия 90-х, был развал силовых структур. Российская армия на момент начала боев находилась буквально на грани голодной смерти. Офицеры отправляли солдат разводить огороды на территориях частей, буквально сажали картошку на полигонах, чтобы на следующий год было чем прокормиться.
У власти тогда находилась насквозь русофобская, прозападная группировка, не стеснявшаяся откровенного воровства. С самого начала у чеченских боевиков были покровители во властных структурах в Москве, прекрасно на этой войне заработавшие.
К разрухе, бедности и всеобщей клевете, в которой жил российский народ, прибавились кровопролитие и жуткие теракты против мирного населения – ставшие нарицательными Будённовск, Дубровка и Беслан.
Русские жители Чечни, бежавшие от устроенных дудаевцами и прочими бандитами этнических чисток, в большой России были встречены… да никак. Оставшиеся без работы и крова, они не получили почти никакой помощи. Это при том, что многочисленные гуманитарные и правозащитные организации, наводнившие страну, работали вовсю. Просто русские люди были никому не нужны в собственном государстве.
«…Мы виноваты перед русскими беженцами из Чечни, – говорит Лидия Графова, председатель Форума переселенческих организаций. – Мы – это в целом правозащитное движение. Именно с нашей подачи общественное сострадание замкнулось только на чеченцев. Это, наверное, заскок демократии – поддерживать меньшинство даже ценой дискриминации большинства… Вот на этом самом диване в 93-м сидели русские из Грозного. Они рассказывали, как каких-то старушек чеченцы душили шнуром от утюга, мне это особенно запомнилось. Но рассказывали как-то спокойно, без надрыва. А мы тогда занимались армянами из Баку. Когда я этих армян увидела, я почувствовала, что это самые несчастные люди на свете. А с русскими я этого почему-то не почувствовала. Не знаю, может, недостаточно громко кричали? А потом пошел вал беженцев-чеченцев. И я должна признаться – мы искренне считали, что должны отдавать предпочтение им перед русскими. Потому что чувствовали перед ними историческую вину за депортацию. Большинство правозащитников до сих пор придерживаются этого мнения…»14
Не правда ли, отлично иллюстрирует мышление «либералов и правозащитников», для которых иностранцы – бакинские армяне – важнее собственного народа?