Размер шрифта
-
+
Вера - стр. 14
Опричь объятий…
В его часовню я приперлась
Через морозы.
Вела меня и била гордость.
Душили слезы.
Там стены голые… там доски…
Наизготове…
Разрежу руку на полоски
Слепящей крови!
И хлынет кровь на пол дощатый!
И руки вскину!
И напишу Тебя, Распятый!
Твою судьбину!
Солдат, в снегу игравших в кости!
Мать в черном, вечном!
И Магдалину на погосте —
С огнем заплечным…
Моя часовня! Роспись – кровна!
Восстань, усопший!
Я пьяным богомазам ровня!
Рот пересохший!
Придут наутро. Схватят. Свяжут.
Заарестуют.
…Но кто – всей кровию замажет
Всю – Кровь!.. – святую…
Ксения на фреске
…Там бесы Адовым покойникам —
Льют в глотки татям и разбойникам
Расплавленное серебро;
А я?! Чем провинилась, Господи?!
Одним лишь поцелуем – горечью
Спалившим голое нутро.
Одним объятием торжественным,
Где не мужчина и не женщина —
Две железяки запеклись,
Те два гвоздя с Кургана Лысого,
Кровь по сугробам – зверья, лисова…
…На фреске, грешница, меж рисинами
Огня, между котлами, крысами,
Кричу, подъяв лицо неистовое:
«Ты моя жизнь.
Ты моя жизнь.»
Молитва о плавающих и путешествующих
О серая река, соболья шкура,
Заиндевелый грязный горностай…
В дырявом рубище, под снегом, дура,
Благословляю мой железный Рай.
Сижу я на горе. А снег столь кротко
Целует щеки мне, дрань пальтеца…
И я рукою – высохшей селедкой —
Касаюсь мощи Зимнего Лица.
О Зимнее Лицо! – кирпичный сланец,
И слезы рек по скулам ледяным,
Олений стланик, кварцевый румянец,
Огни песков, неопалимый дым —
А я гляжу с бугра – слезятся очи
От нефтяных, что лисий хвост, костров:
Закат застыл, недолго до полночи,
Небес могильный ров
Распахнут, вырытый жестоким Богом, —
Но смерти не боюсь,
А здесь, на холоду, в миру седом, убогом,
Я – за живых молюсь!
За тех, кто жемчуга на леску нижет,
Стегает мех для стуж.
За тех, кто во пурге друг другом дышит —
За вас, жена и муж.
За крох замурзанных, за пацанву ржаную
В мазуте и соплях!.. —
Но ярче, свыше всех – за вахту ледяную
На одиноких зимних кораблях.
Да, так! – за странников, чьи злые лица
Улыбкой ураган сечет;
За вас, взрезающих засохлый хлеб столицы,
Вокзальный пьющих мед;
За прянувших в погибельны пространства,
Где жгучий стук колес да лай собак —
Кровавый крест невидимого братства,
Всевидящего ока красный зрак!
За вас, кто волю разрезает грудью,
В тюрьму любви отчаянно летя! —
Злаченым шпилем мерзнет на безлюдьи,
И подаянья просит, как дитя, —
За всех, за всех, кто плачет! – но, глотая
Соль, скуровицу, вьюг змеиный яд,
Идет вперед, посмертный шаг верстая,
Но не пойдет назад, —
Молюсь!
…плывите, веруйте, любите.
Идите напролом.
Ветшает жизнь. Горят и рвутся нити.
Горит обжитый дом.
А я сижу над серою рекою,
Над волчьей, вьюжно воющей землей,
Благословляя тонкою рукою
Всех, кто плывет в земной ладье со мною
И в лунной, поднебесной, – надо мной.
Ксения Блаженная (Петербургская)
…Ох, ласточка, Ксеничка,
Дам Тебе я денежку —
Не смети-ка веничком,
Куда ж оно денется,
Траченное времячко,
Куда задевается —
Милостынька, лептушка:
Ксеньей прозывается —
Тише!.. – наша смертушка…
…Я не знаю, сколь мне назначено – сдюжить.
Сколь нацежено – стыть.
Как в платок после бани, увязываюсь во стужу
И во тьму шагаю: гореть и любить.
От Земли Чудской до Земли Даурской
Линзой слезной меряла гать…
Ан как вышло: Ксенькою Петербургской
На кладбище чухонском внезапно – стать.
Спать в болезных платках под глухим забором.
Хором выплакать – бред
Страница 14