Размер шрифта
-
+

Великий путь из варяг в греки - стр. 33

У сторонников сарматской гипотезы – свои переводы. Привожу по статье Брайчевского М.Ю. «Русские» названия порогов у Константина Багрянородного»[70].

Эссупи: корень имеет общеевропейский характер, «э», в осетинском языке «ае» – негативная частица, образующая первую часть многих сложных слов со значением отсутствия чего-либо. То есть из иранских именно и получается «Не спи!». У норманистов объяснения вообще нет.

Улворси: в осетинском ulaen (в архетипе *ul) означает «волна», vara – «окружение», «ограничение», «ограждение». То есть окруженный волнами или остров. Перевод – островной порог.

Геландри: в осетинском – qser/ gser-»шум», dwar – «двери».

Айфор: осетинское Ajk – «яйцо» и fars (*fors – «бок», «ребро», «порог»). Порог гнездовий, то есть название связано с утверждением Константина Багрянородного, что там гнездятся птицы (пеликаны – это явная ошибка).

Варуфорос: общеиранское varu означает «широкий»; осетинское fars/*fors – «порог». Соответствует славянскому Вульнипраг – Вольный порог в отличие от скандинавской транскрипции.

Леанти: осетинское lejun – «бежать». Все же ближе к «Кипению воды», чем «Смеющийся» норманистов.

Струкун: stur, ustur означает в осетинском «большой», суффикс gon/kon ослабляет значение прилагательных. То есть – небольшой. Значение по Константину – Малый порог.

Таким образом, сарматские (осетины – потомки алан, сарматского племени, игравшего большую роль в жизни Причерноморья не один век) объяснения в большинстве случаев оказываются лучше норманнских. Славяно-аланские контакты установлены, по Черному морю аланы плавали (стало быть, и в Днепр заходить могли, тем более что они знали о нахождении там славянских поселений и даже свои собственные (салтовские) имели на Днепре). Стало быть, однозначно принимать названия Днепровских порогов за доказательство хождения по Днепру скандинавов нельзя.

г. Новгород, да не тот

Вот и все, нет в столь любимом многими тексте никакого подтверждения существования торгового пути с юга на север дальше, чем до Киева. Ну а с тем, что там он был, если вы помните, я и не спорю. Больше того, даже говорил, что южнее Припяти он на Днепр, вполне вероятно, выходил. Как раз туда, куда, по Константину Багрянородному, сплавляли долбленки. Но мы же не об этом речь ведем, а о дороге на юг от Новгорода.

А, кроме императора, нам никто из византийских историков не помощник. Не интересовались гордые греки тем, что делается далеко от их границ. Разве что можно отметить: о караванах купцов из Скандинавии или с южного берега Балтики они вроде бы ничего такого не писали. Бернштейн-Коган пишет: «…в источниках, характеризующих византийскую торговлю, и у писавших о ней современных историков мы не находим указаний на скандинавов в Константинополе в роли купцов»[71].

Есть, правда, еще одно любопытное сочинение, представляющее нашему вниманию очередного претендента на звание первопроходца, опережающего Аскольда и Дира, – новгородского князя Бравлина. Это Житие Стефана Сурожского, жившего в Сугдее (на месте нынешнего Судака), по мнению некоторых авторов, в самом конце VIII века.

«По смерти святого минуло мало лет. Пришла рать великая русская из Новгорода, князь Бравлин весьма силен и попленив от Корсуня до Корчева, со многою силою пришел к Сурожу»

Страница 33