Великий полдень. Роман - стр. 75
– Тебе кто-нибудь когда-нибудь объяснялся в любви? – осторожно спросил я.
– Что-что? – удивилась Майя.
Я повторил свой вопрос.
– Ты хочешь знать, был ли у меня кто-нибудь? – уточнила она, опустив глаза. – Действительно ли я старая дева?
Она по-прежнему улыбалась, но это была смущенная улыбка.
– Что ты говоришь глупости, какая ты старая дева! Тогда, получается, и Альга – старая дева?
– Нет, Альга девушка, но никак не старая дева, – серьезно сказала Майя. – Девственница и старая дева это разные вещи.
– Что-то не улавливаю разницы.
– Альга не старая дева, – упрямо повторила она. – Вот и все.
– А все-таки, неужели тебе никогда не признавались в любви?
Майя задумалась.
– Если не считать детского сада… пожалуй, нет. Мне кажется, молодые люди полагают, что прежде чем признаться мне в любви, нужно признаться в этом Папе, и у них сразу пропадает всякое желание… Хотя, – проговорила она как будто с усилием, – на этом новогоднем балу я действительно получила записку с признанием.
– Ну вот! – подхватил я, внутренне напрягшись. – Вот видишь!
Я пытался хоть что-нибудь прочесть на ее лице, но ничего не мог понять.
– Чепуха, – махнула она рукой, – это ведь был детский бал. Кто-то из детей в шутку или всерьез сунул мне в сумочку записку. Может быть, даже твой Александр.
– Мой Александр? Почему Александр?
– Ну да. Помнишь, дядя Володя рассказывал, как дети нас между собой поделили? Но, скорее всего, это дело рук Косточки. Такие дерзкие глупые шуточки в его стиле. Я показала записку Альге.
– Да?.. И что же она?
– Она отнеслась к этому иначе. По ее мнению, это мог быть не детский розыгрыш, а вполне серьезное признание взрослого человека, который в меня по-настоящему влюблен.
– Вот-вот! – снова подхватил я. – А почему бы и нет?
– Она говорит, что влюбленный мужчина, даже если это очень умный человек, может вести себя очень глупо. Просто как мальчишка. Она считает, что этим человеком может быть кто угодно. Даже ты, Серж…
Неужели ей самой, без Альги, не могла прийти в голову такая простая мысль!
– Допустим, что… – с величайшей осторожностью начал я, но Майя меня не слушала.
– Не знаю, не знаю, – торопливо продолжала она. – Это все не серьезно. В общем, чепуха…
Я пытливо взглянул в ее лицо. Уж не лукавит ли она? Не ведет ли со мной игру, ожидая, что я сам признаюсь насчет записки?
– Что же ты с ней сделала? – поинтересовался я.
– С чем?
– Ну, с этой запиской.
– Не помню.
– Как так?
– Не помню и все. Может, просто выбросила.
– Как выбросила, куда? Нет, ты все-таки попробуй вспомнить!
– Уф-ф! – вздохнула Майя. – Кажется, припоминаю…
Я не сводил с нее глаз.
– Кажется, я смяла ее и выбросила на какой-то поднос, – сказала она. – Да. В дамской комнате.
Наступило молчание.
– Знаешь, – наконец произнес я, – мне тоже подложили записку…
– Тебе? Такую записку?.. Зачем? Чепуха какая-то, – повторила она.
У нее на лице было написано неподдельное недоумение, и я почувствовал, что напрасно затеял этот разговор.
Я выпил последний бокал вина. Достал табакерку. Я испытывал большое смущение и даже не знал, что сказать. Все было напрасно.
– Ты должен поскорее исправить свою ошибку, – вдруг заявила Майя.
– Какую ошибку? – рассеянно спросил я.
– Ну как же! Ты должен встретиться с Альгой и убедить ее безотлагательно переговорить с Папой. Что в этом нет ничего такого, дурного, и ты ее отговаривал.