Великий художник - стр. 3
Глава 2
Малоизвестный художник Генри Уильямс нес свою новую картину на художественную ярмарку Портобелло в Ноттинг-Хилл. Это была пятница, а ярмарка должна была работать в субботу. Единственный день в неделе, когда простые люди могли купить по сходной цене великие и не очень картины простых современных художников.
– Привет, Джерри, – поприветствовал Генри самого успешного торговца картинами в Ноттинг-Хилл.
– О, Генри! – воскликнул торговец картинами, обожавший произносить его имя именно так, ожидавший его прихода каждую пятницу ради этого восклицания на всю Портобелло-роуд, как если бы он лично был знаком с американским новеллистом3. – Новая картина всего за неделю?
– Да, Джерри, – спокойно ответил чопорный Генри. – Вот, смотри.
Он достал из чехла свежий холст.
– О, да это никак вид через Темзу на «огурец»?4 – обрадовался Джерри. – Это быстро купят туристы.
– Это не просто вид на «огурец», – пояснил Генри. – Это перспектива. И не просто художественная, а всей нашей будущности.
– Вижу лишь вид Лондона через Темзу на «огурец». Это точно раскупят, – кивнул Джерри.
– Это не вид, это взгляд. Взгляд в прошлое и в будущее, рисуемое нам настоящим. Смотри, – Генри показал ему на картину. – Видишь? На переднем плане старинные здания старого Лондона. Потом река. Здания написаны красочными, яркими, тут царит солнце. А после реки, по левому ее берегу, идет Сити с его «огурцом». Там небо становится мрачным и краски тусклыми. Все заволокло дымом и смогом. Даже река делится на две половины. Южная ее правая сторона сверкает бликами солнца, левая загрязнена и темна. Это взгляд на наше историческое блистательное прошлое с его красивыми домами и усадьбами, и наше мрачное будущее, в которое мы входим своим настоящим, с его бетонными небоскребами, загрязнением воздуха и корпоративной продуктивностью, засоряющей нашу душу.
– Не буду же я пояснять это каждому покупателю, – встрял энергичный Джерри. – Вид Лондона – есть вид Лондона. Мне главное продать. Туристы не любят все эти мрачные философские измышления. Разве тебе не нужны деньги? Хочешь – напиши записку с пояснением для того американца, который повесит эту картину себе в загородный дом где-то в Чикаго или Лос-Анджелесе, чтобы он знал, что ты имел ввиду. Только поверь, ему будет до одного женского места, что ты там имел ввиду, пока он может показывать эту картину пьяный по вечерам своим гостям, чтобы похвастаться, что однажды в жизни он накопил на тур в Британию, куда летел American Airlines в эконом, а уж тем более, если в бизнес-классе!
– Нет, не стоит, – ответил Генри. – Пусть купит тот, кто больше заплатит и все.
Он шел домой в удрученном состоянии. Ему нужны были деньги, но было так жаль отдавать картину, часть своей души, тому, кто даже ее не поймет, повесив, как сувенир, в виде Биг-Бена, купленный в туристической лавке при Вестминстерском аббатстве. Его родной город был продан с аукциона. Американские, немецкие и индийские компании купили его, застроив уродливыми небоскребами из бетона и стекла. Его искусство продавалось простым американским работягам, накопившим средства на единственную в своей жизни поездку в Англию. Как раньше его Империя качала средства из американских колоний, так теперь американцы качали средства из своей колонии, все еще называемой Великой Британией. Практично ли застроить разрушенные бомбами развалины современными домами, рвущимися ввысь, как Вавилонская башня, как сделали это в Брюсселе и Германии? Очевидно, что практично. Но не человечнее ли восстановить исторический облик города, как сделали это поляки в Варшаве? Человечность – антитеза практичности. Человечность не питает кошелек, она питает душу. В данном случае душу того человека, который стоит посреди древнего города и вкушает всею своею душой его историю, древность, красоту. Это не имеет ничего общего с практичностью, кроме доходов от туризма, которыми, во многом, питается та же Франция и Италия, еще не так сильно подвергшиеся феномену «брюсселизации»