Великие княгини и князья семьи Романовых. Судьбы, тайны, интриги, любовь и ненависть… - стр. 21
Именно такой и хотела предстать Анна перед европейскими дипломатами. Пышные пиры и праздники, которыми так славилось ее царствование, не были ее прихотью. Митавское затворничество сделало ее нелюдимой и научило доверять только многократно проверенным людям. Из развлечений Анна предпочитала охоту, песни и болтовню сенных девушек да приживалок, которые были в обычае при дворе ее матери. Но она прекрасно понимала, что Россия должна поражать иностранцев блеском своего Двора, и не жалела на это денег.
Анна понимала также, что хоть она и самодержица, но почти 20 лет на вторых ролях в захолустной Митаве не сделали ее опытным политиком. Поэтому императрица предоставила ведение дел созданному ей Кабинету министров во главе с вернейшим из верных – Бироном, которому пожаловали звание герцога Курляндского.
Кстати, не менее, чем с Бироном, императрица водила дружбу с его женой. Семья Биронов жила во дворце Анны Иоанновны, и та нередко начинала с того, что пила кофе в комнатах мадам Бирон.
За Анной и Бироном закрепилась слава темных реакционных деятелей, Анна якобы за годы, проведенные в Митаве, совсем онемечилась, забыла русский язык, не ценила ничего русского и позволила своему фавориту не только развернуть полномасштабный террор против русских людей, но и наводнить землю немцами, которые «высыпались на Россию, как сор из дырявого мешка» и всячески вредили ей, пока «дщерь Петрова» не подняла свой мятеж против засилия иноземцев. Но не все историки, даже во времена Российской империи, соглашались с таким мнением. Например, князь Михаил Михайлович Щербатов писал: «Довольно для женщины прилежна к делам и любительница была порядку и благоустройства, ничего спешно и без совету искуснейших людей государства не начинала, отчего все ее узаконения суть ясны и основательны. Любила приличное великолепие императорскому сану, но толико, поелику оно сходственно было с благоустройством государства. Не можно оправдать ее в лю-бострастии, ибо подлинно, что бывший у нее гофмейстером Петр Михайлович Бестужев имел участие в ее милостях, а потом Бирон и явно любимцом ее был; но, наконец, при старости своих лет является, что она его более яко нужного друга себе имела, нежели как любовника. Сей любимец ее Бирон, возведенной ею в герцоги Курляндские, при российском же дворе имеющий чин обер-камергера, был человек, рожденный в низком состоянии в Курляндии, и сказывают, что он был берейтор, которая склонность его к лошадям до смерти его сохранялась. Впрочем, был человек, одаренный здравым рассудком, но без малейшего просвещения, горд, зол, крово-жаждущ, и не примирительный злодей своим неприятелям. Однако касающе до России он никогда не старался во время жизни императрицы Анны что-либо в ней приобрести, и хотя в рассуждении Курляндии снабжал ее сокровищами российскими, однако зная, что он там от гордого курляндского дворянства ненавидим и что он инако как сильным защищением России не может сего герцогства удержать, то и той пользы пользам России подчинял».
И иноземец, и происхождения низкого, и «кровожаждущ» – но все же со «здравым рассудком», и не вор вовсе, и хоть поневоле, но пользу государству приносил. Иных, отечественных, героев Щербатов рисовал куда более темными красками. Мнение вельможи-историка совпадает с оценкой младшего современника нашего героя – прусского короля Фридриха II Великого: «Бирон был, по природе, тщеславен, груб и жесток, но тверд в управлении делами и способен на обширнейшие предприятия. Его честолюбие стремилось к тому, чтобы прославить имя его повелительницы в отдаленнейших концах вселенной, при этом он был столько же алчен к приобретению, сколько расточителен в издержках, имел некоторые полезные качества, но лишен был добрых и привлекательных».