Великая война. 1914 г. (сборник) - стр. 39
Теперь, когда выяснилось, что Гинденбург разбит и отошел от Сувалок, и немцы ушли на свою территорию, они, наверное, бросятся на другое место, не у нас. И, наверное, это будет где-нибудь на юго-западе, между Варшавой и Краковом, старинными братом и сестрой.
Может быть, на счастье, мой полк там поблизости где-нибудь. Потом там, говорят, есть большие конные дела. А здесь я, будучи ординарцем, не могу доставить себе этого удовольствия – побыть в конном бою… Нет, еду!
Вечер. На письменном столе электрическая лампа со штепселем льет свой ровный, спокойный свет на грязные листы моей походной тетради. Тихо вокруг. Только на улицах, за окнами кипит жизнь! Гудят автомобили. Гудит толпа, наводняющая панели. Откуда-то доносится музыка. Господи! Какой контраст. В зеркале виднеется худое черно-желтое лицо с подведенными синевой глазами.
Я это там, в зеркале? Неужели я так и сижу в этом мягком кресле хорошего чистого номера лучшей в Белостоке гостиницы! Прямо не верится как-то. Ведь только утром еще сегодня я был там, в старом доме с простреленными потолками. Только сегодня я был грязным, кой-где продранным, небритым, и глотал утром мутный чай с жесткими сухарями, пахнущими уже появившейся плесенью. А сейчас я выбрит, чист с ног до головы, одет и даже надушен. В кармане – чистый платок. В желудке – хороший обед. В руках только что был вечерний выпуск телеграмм и шикарная папироса.
Входит лакей с подносом и самоваром. Свежий хлеб, масло, ветчина, лимон (наша мечта на позициях, где приходится пить всевозможную, даже болотную воду) и давно не виданное пирожное «Микадо».
И подумать, что всего лишь девяносто верст отделяют меня от бессонных, выжидающих, тревожных ночей, от обедов из чего попало; от крови, стонов и страдания.
Когда сегодня в полдень наш поезд выбирался из Граева по только что исправленному пути, немцы послали ему прощальный привет. Появился откуда-то точно с небес «Таубе» – летевший до сих пор на высоте, недоступной зрению, – швырнул бомбу, очевидно, метясь в поезд. Но увы! Его гостинец поднял столб черного дыма саженях в полуторастах вправо на опушке леса. Надеюсь, что там в этот момент никого из наших не было.
Провожавшие меня до Осовца товарищи смеялись, что это специально в честь моего отъезда. И действительно ведь, до сих пор они еще не кидались ничем!
Ну и спать же я буду сегодня на этой широкой удобной кровати под охраной не зябнущих в сторожевке стрелков, а простого коридорного, сейчас таинственным шепотом предлагавшего мне коньяк, «наиперший и наилепший», и совсем за «бесценок» – пятнадцать рублей бутылка! Недурная цена? Вообще, здесь, в Белостоке, все цены страшно взвинчены. Мой номер стоит пять рублей, а красная цена ему – полтора, maximum два, да и то много! Здесь два крупных штаба и масса офицеров. Немудрено, что и цены взвинчены до ужаса.
Пора ложиться. Что же теперь на окраине Граева, там, где тянутся узкие окопы для дежурных частей, делается. Тихо ли там? Или трещат в темноте выстрелы, и глупые шалые пули валят полусонных измученных людей, и гудят тревожными залпами скрытые батареи.
Завтра еду в Киев и оттуда во Львов. А оттуда уже на Карпаты. Сегодня приехал сюда, в Екатеринодар, чтобы узнать в штабе, где мой полк бродит. Он на Карпатах и даже, точнее, но последним известиям, уже на Венгерской равнине.