Великая армия Наполеона в Бородинском сражении - стр. 89
В 1993 г. известный в литературных кругах Британии и Швеции писатель Поль Бриттен Остин, живший в те годы в Южном Девоне, опубликовал первую часть трилогии, посвященной эпопее 1812 г.[512] Чандлер, предпославший предисловие к книге, с обоснованным восторгом отметил, что автор смог собрать, обработать и сопоставить между собой до 100 воспоминаний участников Русского похода. Действительно, Остину удалось создать внушительный образ мощного человеческого потока, подобного тому, который представил великий Э. Золя в романе «Разгром», с той только разницей, что британский автор предоставил участникам похода возможность говорить самим, без, казалось бы, посредничества писателя. В книге Остина удачно соединились таланты историка, писателя и журналиста. Вместе с тем книга, представившая живую ткань событий и человеческих чувств, была не лишена и недостатков. Нередко автор весьма вольно и некритически интерпретировал и соединял между собой воспоминания очевидцев, игнорируя особенности такого своеобразного источника, как мемуаристика, и допуская тем самым массу фактологических ошибок или представляя весьма спорные точки зрения. Так, по непонятным причинам, Остин перемешал ряд событий, произошедших 5, 6 и сентября[513], лишив тем самым свои выводы, и без того весьма размытые, исторической достоверности. И все же Остин смог добиться того, чего не удавалось профессиональным историкам, – он воссоздал эмоционально-психологическую атмосферу, царившую в рядах Великой армии накануне, в день и после Бородинского сражения.
К 11 часам дня 7 сентября, как писал Остин, отмечались явные признаки внутренней усталости наполеоновских солдат. Сам Наполеон, встревоженный отсутствием пленных, стал проявлять обеспокоенность ходом сражения. Несмотря на то что ему в конечном итоге удалось взять «большой редут», французские войска не вышли на Московскую дорогу, что единственно и могло решить исход боя. С большим писательским мастерством Остин смог показать метания Наполеона при принятии решения отказаться от использования гвардии. К концу сражения, не добившись решительного успеха, Наполеон все еще продолжал считать, что победу принесет взятие Москвы. Но вступление в древнюю столицу уже не имело значения из-за того, что русская армия так и не была разгромлена.
В 1998 г. вышла еще одна книга Д. Смита (О. фон Пивки), на этот раз специально посвященная Бородину[514]. Дважды, в 1992 и 1993 гг., Смит побывал на Бородинском поле и, поддерживая постоянный контакт с участниками российского движения военно-исторической реконструкции (своеобразного аналога западного движения «Re-enactment»), смог воспользоваться рядом русских публикаций. Впрочем, основную канву событий Бородина Смит выстроил по работе Даффи, расширив ее за счет более широкого использования немецких воспоминаний и, в меньшей степени, русскоязычных материалов. В основе видения автором Бородинского сражения лежит парадокс: обе армии проявили сверхгероизм, а оба главнокомандующих выказали удивительную бездеятельность или, по крайней мере, не проявили «высокого стиля командования». Это проявилось, в частности, со стороны Наполеона уже при подготовке к сражению, когда он отказался принять план ночного обхода русских позиций Даву. Смит высказал предположение, что причина этого отказа могла заключаться как в болезненных страданиях, испытываемых императором в тот час, так и в тонкой сфере взаимоотношений Наполеона с маршалом, который предложил якобы лучший план. Однако через десять страниц, до известной степени противореча самому себе, автор удивлялся столь прекрасному размещению войск Великой армии перед сражением, «как будто Наполеон имел в руках копию русской диспозиции». Рассматривая ход сражения, Смит вполне убедительно повествовал о перипетиях борьбы за «флеши», в районе Старой Смоленской дороги, за батарею Раевского и на северном фланге. Он полагал, что рейд Уварова и Платова имел важнейшие последствия, так как русская армия, будучи расстроена, таким образом была спасена от полного разгрома. Русские потери за период 6–7 сентября он оценивал в 58 тыс., отмечая, что 8 –10 тыс. в течение нескольких последующих дней вновь присоединились к армии. О французских же потерях автор писал довольно размыто, хотя и приводил данные Деннье. Несмотря на, в целом, убедительную картину событий, Смит допустил многочисленные частные ошибки. Некоторые моменты просто вызывают удивление. Так, явно цитируя русского историка Геруа, Смит ссылался почему-то на немецкого ученого Хольцхаузена, а приказ Наполеона на сражение по непонятным причинам давал по английскому изданию «Войны и мира» Л. Н. Толстого