Век чудовищ - стр. 15

Баланс сил был восстановлен. Все вернулось на круги своя. Я снова, как и прежде, был неправ – в темноте не было пусто. На земле, в желтом круге света, лежало оно – чудовище. И оно было уж слишком сильно похоже на меня самого.

***

После побега Дэни словил пневмонию, и его положили в больницу. Вообще он часто болел, но ни разу чем-то серьезным. Я отделался простудой, врач прописал мне сироп, и кашель прошел. Поэтому я сидел рядом с дедом на каждом слушании. Здание суда было самым старым в городе, по субботам здесь даже проводили экскурсии для туристов. Они восхищались дубовыми половицами и фотографировались на скамье подсудимых. Все скамьи были жесткими и лакированными до блеска, и от долгого сидения на них болела спина и прилипали штаны. С моего места были хорошо видны шеи и затылки, и ещё высокий пьедестал судьи. В кино я видел, что судьи всегда громко стучали по подставке деревянным молотком и кричали «к порядку», но наш судья ничего такого не делал. Вместо молотка он держал в руках колокольчик, и когда люди начинали слишком сильно шуметь, по залу разлетался острый, неприятный звон, похожий на школьный звонок.

Я рассказывал обо всем Дэни, когда навещал его. О ненастоящем судье без молотка, парика и мантии, от которого пахло нафталином. Об охраннике с огромным пузом и о том, как прямо посреди одного слушания китель у него порвался, а пуговицы разлетелись в разные стороны. И потом в перерыве он пришивал их, сидя в коридоре. То есть все совсем не как в наших любимых шоу. Но все было без толку.

Дэни больше не разговаривал со мной, он разговаривал только с дедом. Дед рассказывал ему последние новости, а тот задавал вопросы. Сколько бывает присяжных? Как они совещаются? А могут присяжные наврать? Обо всем этом Дэни я уже рассказывал, но мои слова он будто бы и не слышал, они были прозрачными, невидимыми, легче воздуха. И сам я стал невидимкой. Мне оставалось смотреть в окно. А за окном показывали дождь. Он так и не переставал. Говорят, если дождь сильный, то не может идти очень долго и скоро закончится. Наш дождь лил почти неделю напролёт, и в тучах все никак не заканчивалась вода. Без особой надобности никто не выходил на улицу. Пусто. Под кустом сирени сидела только маленькая синица. Она хлопала крыльями и барахталась в неглубоких дырках в асфальте. Она выглядела счастливой, если, конечно, синицы могут быть счастливы.

Столько воды.

Учёные говорят, что человеческий организм способен максимум протянуть без воды около недели. Обычно смерть наступает дня через 3-4. Без еды все протекает ещё быстрее. Жажда. Клейкая слюна. Сухость во рту. Сморщенная кожа. Сложно моргать. Холодно. Немеют конечности. Слабость, судороги. И, наконец, полное истощение. И все это сопровождается специфическим запахом.

Мы вернулись в поместье Бьерков на шестой день. Шесть дней. Шесть дней без воды и еды. Шесть дней с открытым переломом лодыжки. Интересно, какого это чувствовать, как гниет собственная плоть? Дед запрещал мне о таком говорить. Да если бы я и захотел ослушаться, говорить мне было не с кем. Дэни со мной не разговаривал. Дед был слишком занят звонками, бумагами и юристами.

Тогда мне и начали снова сниться кошмары, я не знаю, снились ли они Дэни. Он ведь не разговаривал со мной. Каждый раз я оказывался ночью посреди леса. Я слышал, как колышутся ветви сосен, как летучие мыши пролетают над самой головой, но совершенно ничего не видел. Только густая как деготь темнота. Я бродил, вытянув руки, бродил, пока не замечал вдали яркий голубой огонек. Я бежал к нему со всех ног, но в самый последний момент он исчезал. И в бледном свете я успевал различить на земле лишь круглые лужицы крови. И вот, когда глаза снова привыкали ко мраку, огонь опять загорался вдали. И история повторялась. Он горел. Я бежал. Он исчезал и снова загорался на горизонте. А потом я просыпался. Без крика. Может, я и кричал во сне, откуда мне было знать. Дед принимал успокоительное, а потому спал очень крепко, вряд ли мои крики были способны его разбудить.