Ведуньи. Первая. Прозрачный саркофаг - стр. 13
Она забралась в салон, пристегнулась, но все равно чувствовала себя в дорогом и ухоженном салоне неуютно, будто в музее, где можно только смотреть, но нельзя ни к чему прикасаться.
– Что это с Сашкой? – услышала она сзади шепот – судя по всему, Марата.
– Большие деньги и дорогие вещи иногда пугают, – так же тихо ответила ему Илона и, наклонившись вперед, обратилась уже непосредственно к Сашке: – Сомова, хватит сидеть, как на экзамене! Выдохни, нет здесь врагов, только друзья.
Сашка робко улыбнулась, но даже после слов Илоны ей не стало спокойнее, и она не нашла, что ответить. На выручку пришел Ярослав.
– Отстаньте от девчонки! Чего прилипли?! Привыкнет.
Он включил музыку, плавно вырулил с парковки на проезжую часть, и Сашка почувствовала, как от уверенного и мощного ускорения ее вжало в спинку кресла, а душа замерла в предвкушении восторга от поездки на действительно хорошем автомобиле. Но вместо восторга она ощутила полный, мертвенный покой. Ехавшие в потоке впереди машины подернулись розовато-белесой дымкой, а затем перед глазами оказался тот же стеклянный прямоугольник, за стенками которого только угадывались земляные стены и потолок.
Ни закричать, ни пошевелиться, ни даже выдохнуть, потому что в мгновенно отяжелевших легких для воздуха просто не оказалось свободного места. Все, что оставалось делать в этой странной тюрьме – это лежать, вглядываясь сквозь белое с розовыми прожилками марево и запыленное стекло, пытаясь хоть что-то разглядеть в густом мраке за ним.
Да и была ли эта перегородка стеклом? Сашка всеми силами постаралась сосредоточить взгляд на одной случайно выбранной точке и почти сразу поняла, что именно ее смутило. Несмотря на прочность и прозрачность, поверхность этой грани прямоугольника не была идеально прямой, как подобает стеклу, даже полимерному. Этот материал был больше похож на камень с неровностями и уплотнениями, словно созданный природой и лишь доведенный руками человека до его нынешнего состояния.
Она попробовала повернуть голову или хотя бы скосить глаза, чтобы рассмотреть боковую стенку этой тюрьмы, но ни первого, ни второго сделать не получилось. Онемевшее тело не слушалось. Это тело даже почти не ощущалось, существуя отдельно, оставалось неподвижным, не дышащим, не моргающим куском плоти, в котором оказался заперт ее разум. И как долго продлится этот плен, оставалось величиной переменной, растянутой во времени от нескольких минут до бесконечности.
Мертвящий покой разбавился приступом самой настоящей паники. Запертое сознание металось в обездвиженном теле, пытаясь найти хоть какой-нибудь выход из западни, и истошно вопило. Но тишины этого могильника не нарушил ни один звук, а медленную и тягучую игру розовых прожилок в белесом мареве не потревожило ни одно неосторожное движение. Но Сашка продолжала биться в этих невидимых цепях, с каждой минутой чувствуя захлестывающее с головой отчаяние.
– Значит, договорились, – пробился в этот одуряющий морок голос Ярослава, приглушенный, будто доносившийся из старого телефона. – В десять утра в понедельник я буду у тебя.
– Договорились, – услышала свой голос Сашка. – Буду ждать с нетерпением.
Чего ждать? Кого ждать? О чем договорились? И кто говорил ее голосом? Что вообще происходит? Сашка за одно мгновение утонула в ворохе вопросов, на которые некому было ответить, и паника, едва успевшая немного утихнуть, вернулась, с еще большей силой захлестывая ее волной отчаяния и страха.