Ведьма для князь-сокола - стр. 4
– Не подходи! Убью, если тронешь! – предупредила я.
– Ух, так даже лучше! Люблю норовистых кобылок усмирять, – Фрол едко усмехнулся и рванул вперёд.
Со всей силы размахнувшись деревянным ведром, полным молока, я стукнула хозяйского сынка по голове. Он не успел отпрянуть, ведро коснулось его плеч, молоко расплескалось, залив напавшему лицо и рубаху.
Я вжалась в дальний угол. Отступать было некуда. Мокрый и разъярённый Фрол надвигался на меня подобно быку.
«Всё, убьёт сейчас», – подумала я и съёжилась, ожидая удара, но в этот момент в дверях появилась Прасковья Никитична.
– Ах ты, зараза криворукая! Хозяйское добро портить вздумала, – зычно завопила она.
Не замечая сына, подскочила ко мне, схватила за косу, стала таскать и приговаривать:
– Вот тебе, чтобы неповадно было молоко разливать. Вот так, вот так.
Я пыталась отстраниться, но от её тяжёлой руки так просто было не уйти.
– Ну что, будешь ещё добро портить? Будешь? – приговаривала она, продолжая таскать меня за волосы.
На дворе уже собрался народ, и это подначивало её всё больше, всё сильнее. Она ходила вокруг меня и сыпала ругательствами:
– Посмотрите, какая змеюка выискалась. Сначала молоко вылила, а потом и чего другое задумает. Впредь тебе наука будет.
Фрол стёр стекающие с лица молочные капли и довольно улыбнулся.
– Гнать её, матушка, нужно. Сумасшедшая она. Хотел ей помочь ведро донести, а она кинулась на меня.
– Ах ты, гадина! Коза бесстыжая! – снова взревела Прасковья Никитична, срываясь с места. – На сына моего руку подняла. Вон со двора. Чтобы духа твоего тут не было! Всем расскажу, какая ты есть змея подколодная. Никто тебя больше в дом не пустит.
Она занесла кулак над головой, размахнулась, но я с силой оттолкнула её, поднырнула под руку Фрола, скользнула к двери и выскочила на улицу.
Не помню, как выбралась со двора, как прибежала в старую дедовскую избу, как заперла дверь и до глубокой ночи сидела на лавке, уставившись в угол.
Зацепилась взглядом за свежую паутину на потолке и скривилась. В этих неуютных тишине и полумраке дом выглядел чужим.
Ветер снаружи завывал. Через треснутые ставни пробивались холодные лунные лучи. Казалось, что по полу растекалось расплавленное серебро, лужицами собираясь вокруг старинных вещей, хранивших давно забытые тайны.
В избе висела тишина, только в щели неугомонный сверчок стрекотал да под полом полёвка скреблась.
Чувства одиночества и безнадёжности легли плотным покрывалом на плечи, хотя родная изба раньше никогда не тяготила, и я с удовольствием пряталась в ней от всего мира.
Бросилась я в угол к резной шкатулке, в которой хранила свои главные сокровища: мамины бусы, деревянную свистульку в форме птички с закрытым клювиком, которую ещё отец вырезал, да крохотное бабушкино зеркальце.
Все ценности свои я сложила в поясной мешочек. На самом дне шкатулки увидела маленькое серебристое пёрышко.
«А это мне зачем? – подумала я, но на всякий случай тоже сунула его туда же.
Положив в котомку последний кусок хлеба, накинула на плечи шерстяной платок и вышла из дома.
Жёлтая полная луна освещала двор, и было почти так же светло, как днём. Я спустилась с крыльца и пошла вперёд, ступая медленно и осторожно. Свернула на тропинку, ведущую к мосту через ручей, прошла пару шагов и замерла будто вкопанная. Вода казалась чёрной, как дёготь. Посреди ручья спиной к берегу стояла женщина. Распущенные изумрудно-зелёные волосы укрывали её до пят. В руках её ярким серебряным отблеском вспыхнуло зеркальце.