Вечность в тебе - стр. 3
Песня закончилась. Я включаю ее еще раз. И тогда, наконец, иконка Skype на моей док-станции начинает подпрыгивать. Я принимаю вызов, и видеосвязь устанавливается.
– Мне очень, очень жаль, – говорит Минг, – но наш дурацкий семейный ужин, – последние слова она берет в кавычки, загибая пальцы, – длился, как обычно, намного дольше, чем мне хотелось.
«Семейный ужин». Эти слова как удар. Я уворачиваюсь от него и спрашиваю:
– А что произошло?
– Да так, ничего особенного, – говорит она и меняет тему.
Раньше мы с Минг говорили обо всем. О большом и малом. О важном и неважном. Теперь же мы в основном говорим обо мне. О том, как у меня дела. Или на безопасные и поверхностные темы, которые на самом деле никого не интересуют. Я как зона боевых действий, как поле, полное противопехотных мин, которое Минг пытается пересечь. Она инспектирует содержимое и устраняет все, что может причинить мне боль. И делает это по понятным соображениям. Потому что ей не хочется ухудшать ситуацию. Но как раз этим она и делает все еще хуже. Потому что таким образом отгораживается от меня. Ради меня.
– Ты снова сбрила волосы, – говорит она.
«Поверхностная, безопасная тема».
– Да, позавчера, – говорю я. – Решила добавить шика в мой первый прием у доктора Фалькштейна.
Минг усмехнулась.
– Понятно. И ты так и будешь ходить?
– Ну да, – говорю я и тут же добавляю: – А что? Ты считаешь, это глупо?
– Нет, – говорит она. – Совсем нет. Не будь я такой невероятной трусихой, то и сама попробовала бы.
Я пытаюсь представить, как будет выглядеть Минг с налысо выбритой головой. Было бы жаль ее волосы: они длинные, светло-каштановые и безумно блестящие. У нее азиатские волосы, а они, по-моему, блестят сильнее всех других. И все же Минг бы пошло. Мне кажется, ей идет почти все.
– Я просто спросила, – наконец, говорит Минг. – Потому что ты уже давненько не сбривала волосы. – Краткая пауза. – И вот я подумала, что, может, ты снова их отращиваешь.
– Нет, – говорю я, проводя руками по голове. – Мне нравится так.
– Мне тоже, – говорит Минг. Картинка чуть покачивается, когда она перекладывает телефон из одной руки в другую.
– А что насчет тебя? – спрашиваю я. – Есть новости?
– Почти ничего, – говорит она.
Она всегда так говорит.
– А как тебе этот доктор Фалькштейн? Я имею в виду, он хороший специалист?
Вот мы и вернулись ко мне. Снова. Все, чего я хочу, – это время от времени забывать о том, что произошло. На несколько минут отказаться от правды и затеряться в обыденности. В рассказах о жизни Минг. О Берлине и ее новой школе. О парнях. Обо всех тех вещах, о которых она рассказала бы мне раньше.
– Ну, он терапевт, – говорю я.
– А какой у него кабинет?
– В британском духе.
Минг скользнула по мне своим осторожным взглядом.
– Ты собираешься с ним разговаривать?
Все думают, что это помогает. Иногда мне интересно почему.
– Без понятия, – говорю я. – Не знаю, к чему это все.
– Мне кажется, – улыбается она, – что очень здорово, когда у тебя есть возможность рассказать кому-то обо всем.
– Ты можешь рассказать обо всем мне, – говорю я.
– Знаю, – говорит она. – Но я имею в виду постороннего человека. Кого-то, кто тебя совсем не знает. Кому о тебе известно только то, что ты рассказала ему сама.
Может, она и права. Возможно, поговорить с тем, чья роль заключается только в том, чтобы слушать тебя, – это что-то совершенно иное.