Вечное небо казахов - стр. 55

Конечно, все это не означает умаления роли отца, однако часто братские отношения акцентируются в ущерб отцовско-сыновьим, при этом с акцентом на происхождении от одного отца. Например, повторяющаяся в вариациях легенда гласит: после разгрома воин бежит, подсадив на коня единственного сына, на дороге он видит оставшегося без коня брата. Со словами «Бөтен әкеден туған аттан түс» («Рожденный от другого отца, слезай с коня»), он ссаживает сына и спасает брата. Есть и другая формула этой архетипической легенды, ставящей кровнородственные отношения выше семейных уз, чувств мужа и отца: «Қатын жолда, бала белде» («Жена – на дороге, сын – в чреслах»). Идущая с древнетюркских времен казахская традиция престолонаследия предполагает передачу власти не от отца к сыну, а от старшего брата – к младшему, от младшего брата – к сыну старшего брата и т. д. в пределах родственного клана. В современной музыке песен о «жан-аға» едва ли не больше, чем об отце. Да и в сленге покровителя, главу клана и пр. называют не как-нибудь, а именно «агашка».

Если мы – современные казахи – уже не волки, а собаки, то все-таки собаки со значительной долей недавней волчьей крови, а следовательно в стайной (общественной) жизни у нас есть потребность не в фигуре бога-отца, а в личности вожака – «первого среди равных», товарища, возглавляющего иерархию благодаря только лишь личным качествам. Нам внутренне близка не рабская покорность, а гордая лояльность. И когда устои общественной жизни позволяют сохранять личное пространство и независимость, само- и взаимоуважение, то наша привязанность к лидеру будет гораздо более прочной и действенной, взрослой и ответственной.

Стремление идеологов искусственно удерживать нацию в инфантильном состоянии ведет лишь к тому, что новое поколение обретет привычку вторить шакалу Табаки и радоваться промахам Акелы.

P.S. Эта статья построена не на простой метафоре и не на регрессии, уподобляющей общественную жизнь поведению животных. К.Г. Юнг сформулировал идею об архетипах коллективного бессознательного и предупреждал Европу об опасности Второй мировой войны, связанной с пробуждением архетипа шамана и воина Вотана в душах немецких бюргеров.

Как указывает Р. Генон, этимологически слово «традиция» не обозначает ничего, кроме идеи передачи. В ходе долгого употребления в постоянно десакрализирующемся контексте современного мира идея традиции постоянно искажается, утрачивая первоначальный смысл. Изначально имелось в виду то, что было передано от предыдущего состояния человечества до наших дней. И поскольку в традиционном обществе не было профанных сфер жизни, все вещи всегда рассматривались в их непосредственной связи с основными принципами, то и все они имели традиционный характер, подлежали «передаче» в качестве одного из элементов сакрального знания, сакрального образа жизни.

При этом традиция не должна пониматься как нечто закоснелое. При определенных условиях традиция подвергается некоторым временным адаптациям, однако сущность ее, наиболее важные ее положения, фундаментальные метафизические принципы остаются вечными и неизменными. Изменения касаются лишь неких частных форм. При этом изменения эти не носят случайный (как может показаться) характер, но призваны оптимально отражать неизменные принципы в меняющемся мире. Именно существование этой связи с вечными принципами придает смысл идее передачи. Часто профанные концепции и вещи в силу отсутствия такой связи принадлежат лишь сфере временного, изменяющегося, нестабильного, поэтому их «передача» по сути своей не имеет смысла, становится лишь сохранением очередного «предрассудка» или «пережитка прошлого».