Вечерние волки - стр. 14
Я погрела руки о кофейную чашку, даже отхлебнула немного – но при этих словах профессора немедленно подскочила на ноги.
– Мне нужно сходить домой!
– Конечно, одевайся, – тут же уловил ход моих мыслей Лев Исаевич. – Я провожу тебя до квартиры, а там поглядим.
Тепло разлилось по груди от радости, что войду туда не одна. Профессор, который годами был для меня просто «Лилин папа», вдруг показался мне настоящим героем.
– Я тоже с вами! – поднялась и Лиля, но отец ответил ей коротко и исчерпывающе: – Нет, ты, егоза, пожалуйста, побудь с бабушкой. Мы скоро.
Пять минут спустя мы стояли в некоторой растерянности перед нашим парадным. Выглядело тут все – будто Мамай прошел: доска объявлений сорвана и разбита о железную дверь на мелкие щепки, кодовый замок вырван и исчез, только проводки торчат. Лев Исаевич первым вошел внутрь, огляделся, поморщился: невыносимый запах публичного туалета за одну ночь прочно поселился на лестнице.
Лифт работал, я машинально нажала на кнопку вызова, но, когда разъехались его двери, профессор первым туда заглянул – и немедленно утянул меня к лестнице со словами:
– Ладно, прогуляемся лучше пешочком.
Я к тому моменту была так напугана и подавлена, что молча во всем ему подчинялась.
Вот и нужный этаж. Мои дрожащие руки неловко роются в кармане пальто, тащат ключ, но он почему-то никак не желает проворачиваться в замке. Дядя Лев мягко отводит мои руки, пробует – безуспешно – сам, потом просто толкает дверь – и она распахивается. Я ловлю на себе вопросительный взгляд, бормочу испуганно:
– Да, я же не закрыла, когда убежала, а они… наверно…
Мне до тошноты страшно: в открытую квартиру за ночь мог ворваться кто угодно, или, напротив, мои родители и брат покинули ее в неизвестном направлении.
Цепляясь за дверь, я на дрожащих ногах вслед за моим провожатым вступаю в прихожую, внезапно вздрагиваю: мне кажется, будто на полу приготовилась к броску желто-зеленая змея. Но Лев Исаевич подбирает ее – это всего лишь шарф, чужой, у нас ни у кого такого нет, – и кладет на тумбу. Скидывает ботинки и идет прямиком в родительскую спальню. Когда я собираю все свое мужество, чтобы зайти следом, он уже щупает пульс у мамы, лежащей на спине почти поперек постели. Брат свернулся в ее ногах, дышит тяжело, как больной щенок, вздрагивает со всхлипами, в общем, живой. Но папы тут нет.
– Не бойся, Саввочка, они просто спят, – закончив скорый осмотр, говорит мне профессор. – Нормальный здоровый сон.
И идет дальше, в гостиную.
Отец там, он лежит ничком на диване, рука упирается в ковер, голова зависла над краем. Но я не успеваю умереть от ужаса – дядя Лев стремительно пересекает комнату, берет ту самую свисающую руку, успокаивающе улыбается мне.
– Сав, воды принеси!
И я отправляюсь на нашу кухню, которую невозможно узнать: тут опрокинуто и побито все, что можно опрокинуть и разбить, холодильник распахнут настежь, полки вытянуты и продукты разметаны по полу. Я снова начинаю думать, что в квартире все же побывали чужие. Воду приходится набрать из-под крана и не в чашку – не вижу ни одной целой, а в пластиковый контейнер. Спешу назад в гостиную, но застываю в шаге от порога, услышав какой-то странный голос отца – будто его горло забито песком:
– Что такое? Это больница?
– Да бог с тобой, Гриша, это твой родной дом, – ласково уточняет дядя Лев.