Вазифрия - стр. 6

, отец твой дальний, желавший в сей мир добро вернуть. Я – твоя внутренняя сила. Питать тебя – вот моя цель. Забвеньем скоро я усну, а продолжать вселять в умы жильцов добро и, помогая видеть ночь, я более не мочь. Со злом ты справишься в два счета, но только не смотри в сердца созданий мимолетных. Влюбиться можешь, и тогда забудешь ты предназначение, отдашь ему все до конца. Погибнет этот мир, он еле дышит, и ты погибнешь вместе с ним. У Герсаида поедет крыша, и он исчезнет. Рухнет мир! Но чтобы это не случилось, Вазифрия, внимай словам. В твоих руках сила могучая! Раскольница ты! Это знай! Твои прикосновения к предметам разделят пополам. Ты коснись твердой поверхности и произнеси имя свое. Из недр вырвется свет, мощный и жидкий жизненный металл".

Вазифрия растерянно смотрела, искала того, кто говорил, но только шепот этот нежный и густой пар стремился ввысь. Она рукою прикоснулась к земле, той, что теплою была, и голосом молодой Кизори имя свое негромко произнесла. Глубокий вдох и дикий визг, гул и тряска. Встряхнуло сильно, и земля на равные две части раскололась. Потоком хлынула вода.

Наполнились низины мира, закрылись ямы, и река, подобно в венах соку транусции, так мило, нежно потекла. Вазифрия на мир глядела, удивлялась тому, как быстро он изменился, лишь прикоснулась единожды к нему. Она в той теплой жидкости умылась всем телом, погружаясь ямы вглубь, что наполнялась рядом. Но все же вопросы терзали ее.

Так что же будет со мною дальше? Что значит надо спасти мир? И как это вообще влюбиться? И кем окажется кумир? Какой еще мир расколоть мне? Поверит ли народ словам? Хотят ли они жизни тихой? И надоела ли им война?

И в размышлениях глобальных, незаметно для себя укутавшись в мох бархатистый, уснула сладостно она.

Родители, достроив жилище и обустроив там уют, отправились искать Вазифрию и усмотрели рядом пруд. В нем плавали чудесные творения, хвостами двигали и ввысь выпрыгивали, с плеском опускаясь вниз. Родители смотрели странно, затем руками прикоснулись к той жидкости голубой и теплой, и телом в воду низошли. Улыбка украсила их лица, они очистились душой. Пусть мир ломается хоть с хрустом. Им это было нипочем. Все мысли в воду погрузились, забыли разом о войне. Лишь Герсаида благодарили за эти блага на их земле.

Пролетело время дико, смысла мало было в нем. Вазифрия искала другие лица, чистые. И вот, забыв на фразе разговоры, все прыгая по лужам, здесь, в мирах оставленных и неприятных, вершилась лютая смерть.

Они смеялись над народом, сидели в лаврах в высоте, раскинув руки, словно Боги, бросали в небо гроуцы. Они растили их с тех пор, когда закончилась еда, и сильный властитель тот, все с каждым днем сходил с ума. В его обшарпанном жилище, что в глубинах темных, томился в лунках эксцентричных арестом загнанный чужак. Там, скомкавшись, жители лежали в подвалах темных и превращались в пыль души. Создания вчера шумели, кидали в небо дочерей, их сыновья играли в круг патрульный, и жизнь казалась им милей. Собрав последний черпак надежды, что силуэты в них добры, мужчины, женщины и дети не стали больше жить в тени. Их руки властелинов гадких схватили за грудки и вдаль отправили, на пустырь ужасный, где оставляли умирать. Ни самовольности, ни злости, ни тяжести порочных лет не понимали эти дети, что уничтожит их Совет. Совет, собравшийся на склоне миров, где белый Наричак, сменявшийся восходом ловким, перерождался в темный палисад. Под духом абулии мерзкой, не ведая другую знать, те главы, что стояли выше, решили жителей усмирять. Не накормили, всех убили, придали боли вражеской вины. Они огромным пальцем указывали: Вон они!