Василиса Опасная. Зеркальная маска джанары - стр. 39
- Потрясающе! – прошептал он, глядя невидящими глазами. – Держать шаровую молнию на ладони – вот это сила! Наверное, это второе заклинание Громобоя… Как же он его применяет? Как?! – он уставился на меня и сейчас очень походил на сумасшедшего ученого из мультфильма.
Но меня больше волновало другое.
- Куда он повел его? – спросила я. – В Особую тюрьму?
- Нет, - протянул Анчуткин, с трудом возвращаясь в реальную жизнь (хотя можно ли было назвать жизнь в «Иве» реальной?). – Для начала - в комитет магических разборок. Влетит пацану. Родителей вызовут, в личное дело нарушение внесут… Если еще пару раз такое повторит – там можно будет и про Особую тюрьму вопрос поднять, ведь волшебство ради баловства запрещено… Но в этот раз «приматы» и в самом деле слишком заигрались.
- Это были «приматы»?
- Ты же видела их куртки, - хмыкнул Анчуткин. – Вообще ничего не боятся, даже в форме пришли…
- Они называли нас «дровами», - вспомнила я.
- Ну да, они нас так называют – мол, мы все деревянные, раз в «Иве» обучаемся. Дрова.
- Но «Ива» - элитный институт… - я уже ничего не понимала.
- Элитный, - подтвердил Анчуткин. – Но не всем нравятся методы Коша Невмертича. В «ПриМе» больший упор делают именно на прикладную магию – ту, что можно использовать в быту. Например, они не изучают песнопения, потому что Морелли считает, что это никому не нужно – магия тонких вибраций. Есть гипноз, есть внушение, а музыка – это слишком узкая специальность, ею не каждый может овладеть. В нашей группе только Царёв и может… - он немного смутился, - ну, влиять музыкой… ты видела.
- То есть песнопения мы изучаем только ради Царёва? - процедила я сквозь зубы. – Чудесненько. А кто такой Морелли?
Мы поднимались по лестнице – мокрые насквозь, перепачканные грязью, но я почти не замечала этого, так мне хотелось разузнать побольше про то, что произошло.
- Кто такая, - поправил меня Анчуткин. – Ректор «ПриМы» - Марина Морелли. Она считает, что магией может овладеть каждый, при определенном усердии, и талант для этого вовсе не обязателен. А наш ректор считает, что главное – талант, - тут он ухмыльнулся так самодовольно, что я резко остановилась.
- А что ты ухмыляешься? – поинтересовалась я подозрительно. – Ты считаешь, это правильно? Про талант?
- Как же иначе? – он изумился так искренно, что я сморгнула, желая убедиться – настоящий ли Анчуткин стоял передо мной. – Талант – это главное. У кого нет таланта, тот не должен даже замахиваться на магию. Ты же видишь, что может получиться…
- Постой, - перебила я его. – А ты, значит, считаешь себя суперталантливым? У тебя сколько процентов волшебных сил? Десять? Пять?
Он смутился, снял очки, протер их краем мокрой толстовки, а потом опять напялил на нос.
- Вообще-то, у меня восемьдесят три процента, - сказал он добродушно.
- Класс «А»?.. – выдохнула я.
Класс «А», - подтвердил он. – Но если честно, я в это не верю. И никто из нашей группы не верит. Но Кош Невмертич настаивает, чтобы я обучался по индивидуальной программе, поэтому меня сразу допустили в лабораторию и… и еще кое-куда.
Мне понадобилось время, чтобы прийти в себя.
- И при классе «А» ты болтаешься среди «корешков»? – уточнила я, хотя и так все было понятно. Анчуткин был дважды неудачником – недотепой, который позволил собой помыкать «вершками», и обладателем высокого процента волшебной силы, которая никак пока себя не проявляла. И при всем при этом оказался снобом почище ректора, а это уже меняло мое к нему отношение. Очень нехорошо меняло. – Ну ты и балда, - сказала я и побежала вверх по лестнице.