Валет и К - стр. 11
– Нет, никогда. Но я думаю, она обо мне тоже гадала, так как с советами угадывала.
– А сам ты карты брал в руки?
– Нет. И никто не брал. Она их всегда в сундуке держала. Да я ими и не интересовался! Зачем мне это. Как-то раз она мне сказала принести марлю из сундука, я её вытянул, и карты рассыпались на пол, так я их быстро собрал и обратно положил. Всё.
– А тебя не насторожило, когда она тебе сказала, чтобы ты карты её после смерти сжёг?
– Сначала нет, но когда она мне раз пятьдесят об этом сказала, тогда насторожило. Прямо перед смертью она мне снова напомнила, что если что с ней случится, карты надо сжечь. Дня через два после нашего разговора тётя Васса сообщила, что её не стало. Это стала для нас с мамой неожиданностью. Тётя Аля говорила, что она не мучилась, во сне умерла, потому что сердце изношено.
– Тётя Аля – это близкая подруга твоей бабушки?
– Да. Они дружили с ней ещё с молодости. – Он вышел из дома и стал рядом со мной. – Знаете, эти дома вокруг – защита моей бабушки. Когда я запаниковал, выйдя с поляны, и не увидев там дяди Юры, я услышал голос её. Огляделся, а её нет нигде. Голос в голове моей был.
– И что она тебе сказала?
– Сказала, чтобы в деревню быстрее шёл, и ждал. Наверное, Вас.
– А что бабушка сама о своих картах говорила?
– Только то, что в эти карты нельзя играть.
– Миша, а ты не догадываешься, почему ты здесь очутился? За какие такие заслуги?
– Есть у меня одна догадка, – Миша поскрёб затылок, – только не знаю, бред какой-то! Я в первый день, как приехал в деревню, колу разлил на столе, а когда стал убирать, смотрю, там, на столе карта лежит, её газировкой всю разъело, бумага только серая одна осталась, и та в руках разъезжается. Ну, я её и выкинул в мусорку. А потом, на следующий день, когда мы с дядей Юрой по лесу шли, мне вдруг интересно стало, а какая там карта была. Я ведь понял, что та карта пострадавшая была из бабушкиной колоды. Иду, думаю, что надо было её хоть разглядеть, да и вспомнил, что бабушка велела карты сжечь. Думаю, вернусь домой и сожгу их в печке. И вдруг, какое-то озарение, я вроде понял, какая это была карта, даже остановился. Ну вот, а потом всё потемнело вокруг меня, и я здесь очутился.
– Так какая это была карта?
– Валет пик.
– Юрий Петрович слышал, как ты сказал «Валет», перед тем, как провалился сюда.
– Но я не говорил вслух ничего! Я только подумал.
– Не знаю, но он слышал.
– Странно всё это.
– А ты видел под собой тень в форме масти пик?
– Нет, – помотал головой Миша. – Говорю же вам, я ничего не понял, сначала подумал, что тучу как-то быстро надуло, потемнело всё, огляделся, и у меня голову закружило.
– Миша, мне кажется, что выход отсюда должен быть на поляне. Откуда пришли, там и выходить надо.
– Страшно из деревни выходить, здесь защита бабушкина. Да и тени именно с той стороны приходят.
– Глупо сидеть здесь и ничего не предпринимать. Деревня разрушается, с нею и бабушкина защита. А ты по домам не ходил? Что там?
– Ходил, ничего интересного, никаких достопримечательностей, никого нет дома, – он усмехнулся. – Утварь старая, если хотите, смотрите сами. Пока музыка играет.
Мы зашли в дом, и я почувствовала запах сырости и тлена. Нежилой дом, в таких старых домах всегда так пахнет. Полы, стены и потолок были серыми от старости, окошечко маленькое, света от него почти никакого. В углу печка русская, но тоже вся облупившаяся, закопчённая, на плите чугунки чёрные, со следами паутины. Стол, стоящий возле окна, грубо сколочен из кривых досок, рядом с ним лавка широкая, на ней корзина гнилая, с прилипшими к ней сухими листьями. Над лавкой полка прибита, на ней парочка кружек алюминиевых, тоже закопчённых, книга в потрёпанной обложке, в стеклянной банке сухой букет из полевых цветов. В углу, возле печки, кровать железная, на ней матрас весь в пятнах и подушка с торчащими из неё перьями. Грустненькая картина.