В зоне листопада - стр. 37
– Покажите мне ваш планшет!
От такого требования, Мадам пришла в недоумение даже большее, чем если бы Никон крепко поцеловал ее в тонкие губы.
– Я…я не понимаю! Что вы требуете!?
– Зачем вы влезли в мой баланс?!
– Я ничего не трогала!
– Дайте посмотреть! Я чувствую!
– Я ничего не трогала!
Мадам проорала так же надрывисто и возбужденно. Никон вырвал у нее из рук черную сумочку, отвернулся, отвоевывая пространство для действий. Расстегнул, вытащил злосчастную глянцевую пластину. Мадам, тем временем, оторопев от происходящего, тщилась протянуть руку за своим незаконно отобранным имуществом. В нее Никон и вставил планшет.
– Покажите мне… графики и журнал!
– Я этого так не оставлю!
Мадам заплясала дрожащими пальцами по глянцу.
– Вот, смотрите свои графики!
Никон сфокусировал взгляд на плясанине разноцветных линий. Выпалил:
– Это вы сделали?!
Окружающие зрители переключились на сцену более живую и интересную, чем ту, что была в программе. Мадам вгляделась. Округлив глаза, протянула на французском:
– Oh mon Dieu!!! Comment est-ce possible!? – на английском зачастила: – This is mistake. It’s not me. Now I’m locked.
Планшет выскальзывал из предательски вспотевших рук. Биометрический детектор шалил. Операция, на которую уходит несколько секунд, заняла полминуты. Справившись с собой и управлением, Катрин заявила:
– Теперь нам придется обсуждать это в присутствии регионального координатора! Будьте готовы!
– Всегда готов!
Никон проорал уже менее зло, но вызывающе, прямо в лицо Мадам, подняв руку в пионерском приветствии. Та, разумеется, толстого юмора не поняла.
Вечер закончился событием непредсказуемым даже для посвященных в программу представления. В зал ворвались ребята в черных масках и с автоматами. Выстроили всю почтенную публику, включая Никона и его знакомых, у холодных кирпичных стен. На сцене появился массивный человек, тоже в маске. Речь начал жестко, словами выспренными и абстрактными:
– Наша страна в ужасном состоянии! Мы с потрохами отданы за долги предыдущими правительствами! Экономика разрушена. Пенсионеров в десять раз больше чем работающих. А те, кто может, не могут… – запнулся, пытаясь разобраться в путанице, – Предприятия, которые еще сохранились, стоят. Мы движемся к… – опять задумался, к чему же все движутся. – Мы на грани голода и … студеной зимней поры.
Никону почему-то вспомнились строки: «Однажды в студеную зимнюю пору, я из лесу вышел…» Вероятно, в голове оратора тоже глубоко засели строки, выученные в годы, когда мышление еще развивалось. Воображение нарисовало комичную картинку. Рассказав стих, человек на сцене начинает его трактовать, объясняя как в суровую зиму надо добывать в лесу дрова. Это переполнило чашу. Никон хихикнул. Вероятно, блокировка коина еще не выровняла баланс полностью. Элеонора ощутимо толкнула локтем в бок, опасаясь репрессий. Оратор, еще более ужесточив тон, продолжал:
– В это время, Вы, молодежь – цвет нации, устраиваете такое вот безобразие. Вместо того, чтобы думать о том как спасти страну, вы жрете наркоту и участвуете в оргиях. Кто будет рожать детей – новых солдат поднимущих знамя нашего великого народа в будущем? Кто будет восстанавливать разрушенное?
– О мой герой! – не менее выспренно и вычурно воскликнула барышня, игравшая не то фею, не то эльфийку.