В той стороне, где жизнь и солнце - стр. 4

– Да, все на парах.

– Тогда давай: страх как есть хочется. Да и Верочка, наверное, голодная?

– Я вообще-то перекусила, но не откажусь…

– И правильно сделаешь, – Зоя Георгиевна достает из холодильника наливку и разливает в две рюмки.

– А дядя Сева? – вопросительно смотрит на тетку Верочка.

– Он не будет, – отмахивается Зоя Георгиевна, а потом все-таки спрашивает: – Ты выпьешь с нами?

– Нет-нет, спасибо, – вскидывает острый подбородок Сева. – Я хочу еще поработать.

Они выпивают, сладко морщатся и принимаются за тефтельки с рисом. Сева быстро съедает свою порцию, выпивает кружку виноградного сока и, извинившись, под одобрительные взгляды жены покидает кухню.

– Какой он славный, – не в первый раз говорит тетке Верочка, – вежливый…

– Вот бы и тебе такого, – круто поворачивает разговор Зоя Георгиевна. – А то в прошлый раз отыскала – срам смотреть.

– Ну, почему же? – возражает Верочка, но тетка перебивает ее:

– И не спорь со мною! Таких мужиков в базарный день – по дюжине на копейку дают… Хватит, ты на одном обожглась, вон, Валерка, сиротою растет – больше не надо…

Верочка согласно молчит, хотя тон, взятый Зоей Георгиевной, коробит ее. Но Верочка знает, чего хочет, и потому немного играет с теткой в этакую смирную и послушную родственницу, которой и слова-то умного некому сказать…

– Теперь вся проблема в том, – продолжает Зоя Георгиевна, – как ты сумеешь себя показать… Парень он еще молодой, девками не избалован, вот и лови момент… Выпьем еще по рюмочке?

– Не знаю, – Верочка, низко опустив белокурую голову, тщательно обминает угол клеенки, и очень хорошо, что Зоя Георгиевна в эту минуту не видит глаза своей племянницы.

– Будь что будет, – решает Зоя Георгиевна, – выпьем еще по одной! Выпьем за то, чтобы все завтра сладилось…

IV

Сергей Журавлев долго бродил по набережной, устало вороша листья ногами. Он видел, как за рекой медленно клонилось долу огненное колесо, устав катиться по синему простору небес. Он было задумался, вприщур глядя на это колесо и представляя угрюмый праздник, который творит там пламя, но тут же отвлекся на пробегавший вниз по реке катер, с которого доносилась громкая музыка. Казалось, что в осеннем воздухе музыка звучит особенно громко, рассыпаясь на мелкие осколки, как рассыпается весной натаявшая льдина. А вот в июле, когда Сережа только приехал в этот город, музыка звучала приглушенно – ее звонкие углы словно бы слизывали теплые, медлительные волны…

И тут же Сережа Журавлев припоминает, как прикатил он из аэропорта в институт на такси, какие у него были в то время мысли и планы. Теперь, конечно, смешно, а тогда…

– Разрешите прикурить? – попросил прохожий.

– Пожалуйста.

– Да, планы… Конечно, он мечтал получить настоящую работу и сразу показать себя. Показать все то, чему его научили за пять лет. Но – увы! Этого от него не потребовалось… Два дня он прожил в институте, по ночам устраиваясь спать на сдвинутых столах. Потом ему выбили дешевое место в маленькой гостинице, где он и прожил почти полтора месяца, пока решался вопрос с комнатой в общежитии. За это время студенческий пыл Сережи Журавлева поугас, он успокоился, и уже не мечтал осчастливить кого-то своим трудовым прилежанием. Хотя и смутно, размыто, но Сергей начал представлять, что от него требуется, и будет требоваться впредь в проектном институте. Конечно же, это никак не укладывалось в те его честолюбивые планы, которыми он жил пять вузовских лет. Если говорить банально, ему просто-напросто подрезали крылья, сознательно убедив в том, что пешим порядком он и дальше уйдет, и надежнее сохранится…