В тихом омуте. Книга 1. Трилогия - стр. 16
Как бы не были мысли тяжелы, но на первом месте всё же оставались забота о дочери и о муже – надо готовить что-то на завтрак, Саша в полночь придёт с работы.
Но за делами нет-нет, да и обжигали мысли о произошедшем. Особенно обжигающими были два вопроса: что делать? как сказать мужу?.. Из рук едва не выпадали продукты, посуда. Ноги подкашивались, и она торопливо приседала. И ещё потому, что всё чаще стали накатывать тактильные ощущения. Если раньше их глушили эмоции, то теперь уже просыпалась чувственность и к стыду своему они становились не столь омерзительными, в сравнении с прежним состоянием. И Филипп стал проявляться в сознании не столь грубым и отвратительным. И даже начали прокрадываться мысли, что эту подлость он сотворил не из похоти и из низменных страстей, а по любви, или хотя бы из сердечных чувств.
Невольно анализируя произошедшее от начала и до конца, наполнялась физическими ощущениями и переживаниями. Испытывала возбуждение, но уже более приятное. Если вначале, растерявшаяся, ошеломлённая и, находившаяся на грани обморока, она не могла ощутить все грани физического наслаждения, то теперь с запозданием они стали наплывать, размягчая организм.
Теперь она не могла избавиться от чувственности, преодолеть её и от этого злилась. Ею начали одолевать желания, страсть, и волна за волной. Уж очень сильным был порыв в то роковое мгновение, приведший её в экстаз. Он и преследовал сейчас. И надо Филиппу отдать должное: он умеет, может возбуждать… «Ох, негодяй!.. Ох, животное!..» И проклятие уже исходило больше от досады. Теперь насилие не представлялось столь унизительным и постыдным. Наоборот – даже желанным. Которому она, наверное, предалась бы сейчас страстно, упоительно. О-о, скорее бы дождаться Сашу!..
Но как быть? Как быть?.. Или не быть?.. Вот в чём вопрос. Рассказать мужу об измене? Ведь насилие – тоже измена. Хотя есть и оправдательный аргумент – близость не пожеланию, но что это принесёт? Какие последствия?..
Маша представила вначале – поножовщину. Филипп, парень здоровый, Саше его не одолеть. Поэтому он может его или зарезать, или пристрелить. У Николая Ивановича есть охотничье ружьё. Этот ужас будет пострашней того, что она сегодня пережила.
А скандалы, пересуды чего стоят… От взглядов одной только свекрови можно повеситься. Кто поймёт: кто прав, кто виноват? Но виновата всегда женщина. Её Бог наградил слабостями, ей перед ним и людьми страдать. Или скрывать…
Перед Богом только и молиться, замаливать тот грех. Может и простит, если он есть. А нет, так лучше жить с этой отметиной до скончания дней своих и помалкивать. Не заведено в нашем общественном сознании разбираться в этих вопросах, а вот судить и рядить – такое событие становиться притчей во языцех.
«Ладно, не ножом же тебя распороли… заштопается», – успокоила она себя с сарказмом.
Чтобы сбить жар чувственности, греховных желаний и тяжёлые думы, Маша старалась загрузить себя делами. Приготовила еду, накормила Светланку, сама поела. Поставила в кастрюле мясо вариться. Для будущих щей или супа, – решит по ходу дела. И занялась уборкой в квартире.
Дом состоял из двух этажей, деревянный, построенный тридцать лет назад, а может быть и старше, и на вид запущенный, к которому давно не притрагивалась рука маляра. Зелёная краска на вагонке, которой обит дом, почти отшелушилась, побурела и побледнела. Из-под низа от фундамента на него начала наползать плесень. А на крыше шифер посерел, почернел, и кое-где края обкрошились. Через некоторое время Маша узнает и ещё об одном его качестве.