В сумерках. Книга первая - стр. 35
С высокого берега, подмытого рекой, был бы виден тот семиглавый храм, в малую воду обнажается фундамент. Но это разглядишь, если знать. А кто ж знал-то, кроме Николая Николаевича, председателя здешнего сельсовета? Его не спрашивали, он и не рассказывал. Зачем болтать лишнее, если не спрашивают?
– Может, что интересное в наших местах откопаете, – говорил он Виктору Михайловичу не то с иронией, не то с надеждой. – Может, было в наших местах прежде что-то хорошее. Теперь-то одно – лагеря да зоны.
Председатель сельсовета нарядился для встречи с учеными: рубаха белая, пиджак черный, брюки со стрелками, вместо привычных сапог ботинки на шнурках, чищенные, и в довершение образа – шляпа в сеточку. Колхозника выдавали в нем жесткий загар и особенная осанка жилистого тела, привычного к длительной физической работе.
В тоне собеседника Александров расслышал обиженность, но причины ее не понимал.
– Мы наслышаны про зоны и лагеря, наслышаны, – поддерживал разговор Александров. – Вон там. За рекой. Оно?
– Оно самое. Градообразующее предприятие. Процветающее. Расширяются они. Сына моего зазывали работать туда. Не пошел.
– Что так?
– А так. Отсоветовал я.
– Что так?
– А так. Не надо нам. – Николай Николаевич поджал губу. – Такой службы не надо.
«Ну вот, обиделся, – заметил Александров. – А что я сказал неуместного? Поддержал разговор, никакой бестактности вроде бы не допустил. Или допустил?».
Градообразующее торчало на ландшафте инородным квадратом беленого забора с вышками. Выглядело безлюдным. Впрочем, далеко тот берег, не рассмотреть, кто там есть из людей. Да и рассматривать не особо охота. Все мысли занимало обустройство лагеря археологической практики.
Река растекалась в пойме рукавами, блестела под жарким небом старицами. Ближе к сумеркам берега затрещали цикадами, а в заводях в речной траве с полудня кричали молодые лягушки.
– Если бы не молевой сплав, была бы тут и рыба. Нет рыбы, потравили всю лесом. Гниет лес на дне, воду травит, – сетовал Николай Николаевич, снова сбиваясь на обиду.
– Ну, нет так нет. О молоке мы с колхозом договорились. Хлеб у вас пекут через день. Нас это устраивает. Жаль, с мясом и овощами не получается.
– Нет мяса. Овощей тоже нет. Моя жена выращивает огурцы-помидоры в теплице, но сами понимаете, только для семьи хватает. А в основном народ картошкой ограничивается. Не знают колхозники этих изысков, клубника-виктория и прочее. Огурцы в магазин завезут, так очереди выстраиваются, до ругани дело доходит, до мордобоя. Вы уж сами с овощами как-то решайте.
– А все-таки это странно, – произнес Виктор Михайлович, рассматривая в сумерках далекий периметр, не формулируя пока, в чем именно виделась ему странность здешнего пенитенциарного заведения.
– Я бы даже сказал, стыдно, – откликнулся Николай Николаевич, продолжая свою тему. – Ладно, традиция огородничества утрачена, так ведь супруга моя окончила сельхозакадемию в Москве, могла бы обучить всех в округе ухаживать за тепличными растениями. Не хотят. Не интересуются. Выращивают одну картошку и давятся в очереди за огурцами. Да-вят-ся за огурцами…
Разговор состоялся накануне заезда студентов. Прикидочное знакомство, так сказать. Потом-то Николай Николаевич оттаял душой, перестал обижаться и рассказал чужакам про большой затопленный храм – сетовал, что фотоснимков не осталось, – и про явление Богородицы. Не в тот же день и не враз про все, а понемногу, будто нитку из клубочка, разматывая сюжет и сберегая интригу.