В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945 - стр. 67

Наконец, запись 31 июля 1940 года некоторых высказываний Гитлера в Бергхофе:

«Россия является тем фактором, которому Англия придает наибольшее значение… Если Россия побеждена, Англия лишается последней надежды. Тогда Германия станет хозяином Европы и Балкан… Вывод: в силу этого аргумента надо заниматься Россией. Весна 1941»[111].

Эти несколько цитат безошибочно свидетельствуют о том, что стремление Гитлера напасть на Россию было с самого начала безоговорочным и «неизменным» – если использовать его собственное часто повторяемое слово – решением. Ясно и то, что в окончательном виде это решение формировалось у него приблизительно в середине июля 1940 года, то есть в то самое время, когда военным удалось убедить его дать согласие на высадку в Англии. Реальная причина решения, несомненно, заключалась в его давней, глубокой и смертельной ненависти к большевизму.

Относительная значимость двух этих решений сейчас ясна как божий день. Она была очевидна для всех посвященных уже летом 1940 года. Так была пройдена мертвая точка в германской военной стратегии; мы не приближались к концу войны; мы начинали новый этап.

И опять перед некоторыми из тех немногих, кто был в курсе дела, – не только сотрудниками отдела «Л», – встал мучительный вопрос: как противодействовать новым замыслам Гитлера, как избежать нового и явно беспредельного распространения военных действий и во времени, и в пространстве? Углубляться в эту проблему не было нужды; ни один человек не мог даже на мгновение усомниться в том, что «с Россией лучше оставаться в мире», или в том, что нападение на Россию несет смертельную угрозу для нашего народа и нашей страны. Что нам нужно было в тот момент, так это военный человек во главе вермахта, кто-то, кто внушал бы доверие, проявлял хоть какое-то понимание, к кому мы могли бы прийти с аргументами военного характера, кто мог бы затем использовать свой личный авторитет, и это обеспечило бы ему прочную поддержку вермахта в противодействии диктатору и решению, которое он принял, исходя из политических и идеологических соображений; но такого человека не было. Теперь мы действительно начали понимать, почему Гитлер действовал столь решительно, чтобы исключить любую подобную возможность, почему он сам захватил пост Верховного главнокомандующего вермахтом и одновременно при поддержке старших офицеров ОКВ превратил этот орган просто в свой «рабочий штаб».

Отдел «Л» мог действовать не иначе как через начальника оперативного штаба. Но не было ни малейшей возможности заставить его изменить свое мнение, в особенности по вопросу столь большой политической и стратегической значимости; еще меньше надежд было на Кейтеля, который все больше и больше начинал проявлять свою зависимость от Йодля. Тем не менее в начале августа представитель кригсмарине в отделе «Л» отправился в Берхтесгаден, чтобы обратить внимание Йодля на возможные последствия для положения Германии в будущем, если войска вермахта повернутся на восток, оставив несокрушенной английскую военно-морскую мощь. Казалось бы, такой шаг был необходим, тем более что главнокомандующему кригсмарине пока еще не сообщили о планах Гитлера[112] и пока даже не собирались сообщать. Однако эта встреча только подтвердила то, что нам уже было известно: Йодль использовал эту возможность для того, чтобы подчеркнуть, что Гитлер очень высоко оценивает военно-морскую мощь Британии и считает, что мы пока недостаточно сильны, чтобы нанести решающий удар по Британским островам; именно по этой причине мы должны «идти в обход» через Россию.