Размер шрифта
-
+

В стальных грозах - стр. 27

Рождественскую ночь мы провели на позиции, где, стоя в грязи, пели рождественские песни, заглушаемые, правда, очередями английских пулеметов. В рождественский день мы потеряли солдата: прямым попаданием ему пробило голову. Сразу после этого англичане сделали дружелюбный жест, выставив на бруствере елку, но наши ожесточившиеся солдаты сбили ее несколькими выстрелами, на что томми ответили ружейными гранатами. Так что Рождество у нас прошло безрадостно.

28 декабря я снова стал комендантом «Крепости Альтенбург». В этот день одному из лучших моих солдат, рядовому Хону, осколком снаряда оторвало руку. Другой солдат, Хайдёттинг, был тяжело ранен в бедро одной из шальных пуль, постоянно свистевших в низине вокруг нашего земляного укрепления. Мой верный Август Кеттлер погиб по дороге в Монши, откуда хотел принести мне обед; это был первый из моих денщиков, ставший жертвой шрапнели, свалившей его наземь с пробитой трахеей. Помню, когда он уходил с котелком, я еще сказал ему: «Август, дай бог, чтобы по дороге с тобой ничего не приключилось», на что он ответил: «Да что вы, господин лейтенант!» Мне сообщили о беде, и я нашел его недалеко от блиндажа; он хрипел, лежа на земле, воздух со свистом проходил в грудь через рану на шее. Я приказал унести его. Кеттлер умер через несколько дней в лазарете. В этом случае, как и во многих других, я переживал горе особенно мучительно, потому что раненый не мог говорить, а санитары смотрели на него беспомощно, как на подбитого зверя.

Дорога из Монши к «Крепости Альтенбург» стоила нам большой крови. Проходила она вдоль заднего склона незначительной высотки, расположенной шагах в пятистах за нашей передовой линией. Противник, который по данным воздушной разведки знал, что движение по этой дороге довольно оживленное, считал своим долгом время от времени прочесывать ее из пулеметов или обстреливать шрапнелью. Хотя вдоль дороги вел окоп и солдатам было строго-настрого приказано им пользоваться, каждый с равнодушием, присущим старым солдатам, проходил по угрожаемой местности, не прячась. Как правило, благополучно, но судьба все-таки ежедневно забирала одну-две жертвы, и со временем потери стали весьма чувствительными. Вот и на сей раз шальные пули, летящие со всех сторон, назначили себе встречу у сортира, так что бедолагам-солдатам часто приходилось со спущенными штанами, размахивая газетой, выскакивать в чистое поле. Однако необходимое заведение спокойно оставили на месте.

Январь не избавил нас от тяжелой изнурительной работы. Для начала каждое отделение лопатами, ведрами и насосами удаляло грязь в непосредственной близости от своего блиндажа, а добравшись до твердой почвы, восстанавливало сообщение с соседними подразделениями. В Аденферском лесу, где стояла наша артиллерия, команды дровосеков обрубали с молодых деревьев сучья и раскалывали на длинные поленья. Стенки окопа скашивали и обшивали прочной древесиной. Сооружались также отстойники для воды, дренажные колодцы и водоотводы, так что в конце концов мы мало-помалу снова обеспечили себе сносное существование. Особенно эффективны оказались дренажные колодцы, куда стекала вода, впитываясь затем в пористую меловую породу.

28 января 1916 года один из солдат моего взвода был ранен в живот осколками снаряда, разорвавшегося при ударе в щиток. 30-го другой рядовой получил пулю в бедро. Когда 1 февраля нас сменили, все пути подхода находились под довольно сильным обстрелом. Шрапнельный снаряд упал под ноги бывшему штукатуру из шестой роты, рядовому Юнге, не взорвался, но полыхнул высокими языками пламени, – солдата унесли в лазарет с тяжелыми ожогами.

Страница 27