В стальных грозах - стр. 23

– Господин лейтенант, разрешите идти, у меня через полчаса дежурство!

За дверью блиндажа в последних лучах заходящего солнца блестят глиняные валы траншей, окоп уже тонет в густой тени. Скоро взлетят первые осветительные ракеты, и первые дозорные потянутся на свои места.

Начинается новый день окопных солдат.

Вот так проходили наши дни – в утомительной размеренности, прерываемой короткими периодами отдыха в Души. Но иногда и на позициях нам выпадали приятные часы. Нередко я с ощущением уютной защищенности сидел за столом своего маленького блиндажа, чьи корявые, увешанные оружием стенки напоминали о Диком Западе, пил чай, курил и читал, пока денщик возился у печурки, наполнявшей помещение ароматом поджаренных гренок. Кому из окопных солдат незнакомо это блаженство? Снаружи, от постов, доносились тяжелые мерные шаги часового, а не то монотонный оклик, когда часовые встречались в траншее. Притупленный слух уже почти не воспринимал безостановочный ружейный огонь, короткие сотрясения перекрытий от ударов артиллерийских снарядов, шипение осветительных ракет, гаснущих у входа в туннель. Тогда я доставал из планшета записную книжку и кратко записывал события дня.

Так со временем – как часть моего дневника – возникла добросовестная хроника участка C, маленькой, угловатой частицы длинного фронта, где мы чувствовали себя как дома, где давно знали каждый заросший тупик, каждый заброшенный блиндаж. Вокруг в нагромождениях глиняных валов покоились тела павших товарищей; на каждой пяди земли в свое время разыгрывалась какая-то драма, за каждым траверсом днем и ночью караулил злой рок, без разбора хватавший свои жертвы. И все-таки мы чувствовали сильную привязанность к этому участку, крепко срослись и сжились с ним. Мы знали его и когда он черной полосой тянулся по заснеженной местности, и когда буйное цветение трав в полуденные часы наполняло его умопомрачительными запахами, и когда бледный свет полной луны заливал его темные уголки, где с писком сновали полчища крыс. На его глиняных приступках мы, весело болтая, сидели долгими летними вечерами, и теплый ветерок уносил к противнику деловитые хлопки и песни нашей родины; мы падали на бревна и разорванную колючую проволоку, когда смерть лупила по траншеям своей стальной дубиной, а густой дым лениво выползал из трещин в глиняных стенах. Полковник не раз хотел перевести нас в более спокойное место полковой позиции, и каждый раз рота, все как один, просила его оставить нас на участке C. Здесь я приведу отрывок из наблюдений, которые записывал ночами в Монши.

7 октября 1915 года. На рассвете стоял рядом с дозорным моего отделения на стрелковой ступени, когда винтовочным выстрелом ему распороло головной убор, но сам он остался невредим. В тот же час у проволочного заграждения были ранены два сапера. Одному осколок снаряда рикошетом пробил обе ноги, другому задело ухо.

Ближе к полудню дозорному на левом фланге прострелили обе скуловые кости. Из раны толстой струей хлынула кровь. В довершение всех бед, сегодня на наш участок пришел еще и лейтенант фон Эвальд, чтобы принять сапу N в пятидесяти метрах от окопа. Когда он уже отвернулся, намереваясь сойти со стрелковой ступени, ему выстрелом снесло затылок. Мгновенная смерть. На ступень упали большие куски черепа. Позже один солдат получил легкое ранение в плечо.