В погоне за счастьем - стр. 56

– Не говори так о себе.

– Любой, кто поначалу мыслит себя вторым Бертольдом Брехтом, а заканчивает тем, что строчит репризы для радиовикторины, имеет полное право называть себя неудачником.

– Ты напишешь еще одну великую пьесу, – сказала я.

Он грустно улыбнулся:

– Эс, я в жизни не написал ни одной великой пьесы. Ты это знаешь. Я не написал даже хорошей пьесы. И это ты тоже знаешь.

Да, я действительно знала – хотя никогда бы не посмела сказать об этом. Точно так же я знала и то, что безумно насыщенная светская жизнь Эрика была своего рода анестезией. Она притупляла боль разочарования. Я знала, что у него творческий кризис. И знала причину этого кризиса: он полностью разуверился в своем таланте. Но Эрик не терпел сочувствия – и переводил разговор на другую тему всякий раз, когда я пыталась поднять этот больной вопрос. Конечно, я поняла намек и перестала лезть с расспросами, сожалея лишь о том, что не могу вывести его на откровенность, и чувствовала себя совершенно беспомощной, когда видела, как он пытается заполнить каждую минуту своей жизни кутежами и пирушками… вроде той вечеринки, которая была очередным эпизодом нескончаемого загула.

Когда шум в гостиной достиг апогея, я решила, что уйду, если не увижу брата в следующую минуту.

И тут я почувствовала, как чья-то рука коснулась моего плеча, и за спиной прозвучал мужской голос:

– У вас такой вид, будто вы ищете выход.

Я обернулась. Это был парень в армейской форме. Он стоял в паре шагов от меня, в одной руке у него был наполненный стакан, в другой – бутылка пива. Вблизи он выглядел еще более типичным ирландцем. Может, все дело было в особенном румянце кожи, квадратной челюсти, смешинке в глазах… в этом лице падшего ангела, одновременно невинном и мужественном. Он чем-то напоминал Джимми Кагни, только без присущей тому драчливости. Будь он актером, наверняка прошел бы кастинг на роль молодого священника, соборовавшего Кагни, когда того изрешетил пулями конкурирующий гангстер.

– Вы слышали, что я сказал? – прокричал он сквозь шум. – Вы как будто ищете выход отсюда.

– Да, я вас слышала. И да, вы очень наблюдательны, – сказала я.

– А вы краснеете.

Я вдруг почувствовала, что у меня горят щеки.

– Должно быть, это из-за духоты.

– Или из-за того, что я самый красивый парень, которого вы когда-либо видели.

Я осторожно взглянула на него и заметила, что он игриво вздернул брови.

– Вы красивы, это правда… но не сногсшибательны.

Он окинул меня восхищенным взглядом и произнес:

– Отличный контрудар. Это не вас я видел на ринге с Максом Шеллингом в «Гарден»?

– Вы имеете в виду ботанический сад «Бронкс Гарденс»?

– А ваше имя случайно не Дороти Паркер[13]?

– Лесть вам не поможет, солдат.

– Тогда я попытаюсь напоить вас, – сказал он, впихивая мне в свободную руку бутылку. – Выпейте пивка.

– У меня уже есть, – сказала я, поднимая бутылку «Шлитца», которую держала в другой руке.

– Значит, будете пить с двух рук. Мне это нравится. А вы, часом, не ирландка?

– Боюсь, что нет.

– Странно. Мне показалось, что в вас больше от О’Салливан из Лимерика… чем от какой-то там лошадиной Кейт Хепберн…

– Я не езжу верхом, – перебила я его.

– Но вы ведь из тех, кого называют «белой костью», не так ли?

Я смерила его суровым взглядом.

– Так улыбается аристократия, я угадал?