В плену Левиафана - стр. 42
Ему и достанется череп с бриллиантами.
Но пока Эрик – всего лишь пятилетний ребенок, и бриллианты для него – стекляшки, не больше, у детей свои представления о ценностях. Свои представления о жизни и о смерти тоже, – и смерть малознакомого старика уравнивается в сознании малыша со смертью птицы или котенка, или даже стоит на несколько ступенек ниже. Алекс помнит себя мальчиком, совсем маленьким, не старше Эрика. И хорошо помнит ритуальные похороны насекомых и мелких животных – их всегда инициировала Кьяра. Она проявляла завидный интерес к этой мрачной стороне бытия, оттого и погребения получались пышными и обстоятельными, с привлечением тяжелой артиллерии: свечей, бумажных цветов, крохотных изображений Иисуса и Девы Марии. Обычно такие, наклеенные на пластмассу картинки составляют звенья дешевых браслетов, и для своих церемоний Кьяра раскурочила не один браслет.
Пик похоронных процессий приходился на лето, когда земля особенно нежна и податлива, а конкуренцию бумажным цветам составляют живые. Микроскопические могилы жуков, стрекоз и мышей-полевок Кьяра украшала арникой, горечавкой, клевером, темно-фиолетовыми метелками живокости и почти прозрачными голубоватыми фиалками. И уже после того как холмик полностью скрывался под разноцветным ковром, втыкала в него бумажные розы и лилии. В обязанности же Алекса входило изготовление крестов: как правило, это были сосновые веточки, сложенные крест-накрест и перевязанные нитками для шитья (волос дочери герра Людтке, несомненно, оказался бы чересчур толстым для столь деликатного изделия). Обычно к концу лета Алекс так насобачивался на крестах, что начинал проявлять похвальную инициативу: вместо кривоватых палочек в ход шли металлические стержни, гладко обструганные рейки, а однажды (венец изобретательности Алекса) он соорудил крест из остатков телевизионной антенны.
Крест предназначался ястребу, которого они с Кьярой нашли на дне ближайшего к К. ущелья, где протекал ручей и цвели чудесные желтые нарциссы, которые почему-то обидно назывались «ложными». Мертвый ястреб и нашелся в тот самый момент, когда Кьяра и Алекс обсуждали происхождение этого термина.
– Почему они ложные? – приставал Алекс с расспросами к сестре.
– Откуда же мне знать – почему? – пожимала плечами Кьяра. – Так сказано в энциклопедии растений, вот и все. Нарциссы ложные.
– И чем они отличаются от настоящих?
– Понятия не имею. Настоящие нарциссы желтые…
– И эти тоже. Они красивые, ведь так?
– Да.
– И они хорошо пахнут.
– Да.
– У них есть стебель, есть листики. Так почему они ложные?
– Ты уймешься или нет?
– Ложь – это неправда, да? А неправда – всегда плохо. Ты сама говорила мне.
– Говорила, но к цветам это не относится.
– Они плохие?
Кьяра так рассердилась, что легонько шлепнула Алекса по затылку. И произнесла с мамиными интонациями:
– Ты меня с ума сведешь!
– Они плохие? – упрямо повторил Алекс.
– Да нет же! Это просто цветы.
Что-то в этом мире явно устроено не так, если самые настоящие цветы объявляют ложными. Пытаются обвинить в обмане и других – несуществующих – грехах. Неокрепший мозг Алекса едва ли не взрывался, не в силах понять столь явную несправедливость. А Кьяра ничем не могла помочь ему и только злилась. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не мертвый ястреб. Стоило им наткнуться на птицу, как нарциссы моментально вылетели у Алекса из головы, – что уж говорить о погребальной жрице Кьяре?..