В плену Левиафана - стр. 12
старик в кресле – мертв.
Невидящие, остекленевшие глаза мертвеца были устремлены в окно, на дорогу, где некоторое время назад мелькнул «ламборджини», а до этого прошествовал сам Алекс. Сейчас по дороге шла дочь герра Людтке с двумя близнецами – Аннетой и Эриком, пяти лет от роду. Очевидно, они направлялись на детскую площадку в парке, где стоит церковь. Отсюда до детской площадки – минут семь ходу, до подъемника – еще пять, а до Алекса и мертвого синьора Тавиани – каких-то две. Если сейчас Алекс выскочит из дома, он вполне может перехватить дочь герра Людтке, спокойную и рассудительную молодую женщину, работающую секретарем в полицейском управлении К. Уж она-то наверняка знает, что делать в случае обнаружения трупа.
Но поступить так означало бы испугать ни в чем не повинных Аннету и Эрика. Лишить их маленьких детских радостей: надувного батута, качелей с лошадками, фонтанчика с забавной овечьей мордой. А Эрик нацелен именно на фонтан: в руках он несет бумажный кораблик.
Нет-нет, Алекс не будет беспокоить ни близнецов, ни их мать. Каждый должен заниматься своим делом: старики – умирать, а дети – запускать кораблики в фонтан.
В позе старика не было ничего неестественного, на лице застыло выражение покоя и сосредоточенности. Никакого намека на страх перед неизбежностью конца, перед его внезапностью. Более того, вид у мертвого синьора Тавиани был торжественный: седые волосы аккуратно расчесаны на пробор, черные туфли начищены до блеска, из пиджачного нагрудного кармана торчит уголок кружевного платка. Край темно-синего галстука аккуратно заправлен в жилетку, и рубашка…
Ну конечно, это была та самая рубашка, которую Алекс продал сторожу только вчера. О каком особом событии говорил синьор Тавиани?
Неужели о встрече с собственной смертью?
Похоже на то. Правда, Алекс не совсем понимает, как можно заранее ее запланировать, но у синьора Тавиани уж точно есть особые привилегии: та часть его жизни, что прошла на глазах у жителей К., связана с местным кладбищем. С мертвыми. Наверняка они встретились где-нибудь поблизости – смерть и синьор Тавиани. Перекинулись парой слов о погоде, о тумане в горах (он не покидал окрестности всю весну), о мелких городских новостях и эпохальных событиях вроде открытия Центра скалолазания. Беседа была мимолетной, ни к чему не обязывающей, но смерть и синьор Тавиани чрезвычайно понравились друг другу. И договорились о новой встрече – обстоятельной.
Вот она и заглянула к нему на огонек.
Несмотря на общую благостность картины, что-то беспокоит Алекса. С туфлями синьора Тавиани все в порядке (на них нет ни единого пятнышка), пиджак и брюки, несмотря на старомодность фасона, выглядят добротно, галстучный узел завязан со знанием дела, о рубашке и говорить нечего – Алекс сам ее подбирал.
Но вот то, что находится непосредственно над воротником… Темно-красная полоса на жилистой стариковской шее! Вот он, источник беспокойства, – полоса! Полоса начинается точнехонько под правой скулой, пересекает кадык и заканчивается под левой, образуя окружность. Беспокойство Алекса сменяется страхом – уж не удавила ли синьора Тавиани заглянувшая в гости смерть? Не прошлась ли косой по его горлу, кажется, атрибут смерти – именно коса.
Или что-то еще?
Об удавке Алексу ничего доподлинно не известно. Очень осторожно, стараясь не потревожить мертвого, он проводит пальцем по полосе: ощущения рубца не возникает. Остается лишь послюнить палец и снова приложить к шее синьора Тавиани, что Алекс после некоторых колебаний и делает. Полоса тотчас же теряет свой безупречный вид, а на подушечке пальца появляется красное пятно. Это не кровь, а следы от туши или фломастера.