В Питер вернутся не все - стр. 20
Зато когда прозвучала команда «Мотор!», Эльмира преобразилась. Без специального грима и костюма она в мгновение ока превратилась из мудрой актрисы из старомосковской аристократической семьи, каковой являлась, в простую продавщицу – растрепанную, неумную, базарную. И отыграла свою сцену с блеском. Да и своих партнеров, Волочковскую с Кряжиным, невольно подтянула: у тех хоть глаза зажглись, они в кои-то веки на площадке заиграли в полную силу. Казалось, даже стали получать от своей игры удовольствие. А когда режиссер бросил: «Стоп! Снято!» – раздались аплодисменты. Хлопали технические работники, осветители, операторы, массовка и даже не занятые в эпизоде коллеги. Дима аплодисменты на площадке слышал впервые. Как впервые не стали даже снимать (хотя бы на всякий случай!) второй дубль. А Прокопенко публично расцеловал пожилую актрису и прилюдно изрек:
– Вот, господа, у кого вы все должны учиться! И мастерству, и отношению к профессии!
...Судя по всему, у Царевой не имелось ни малейших причин убивать режиссера, и потому с ней Полуянов чувствовал себя совершенно свободно. Когда он высказал витиеватый, однако искренний комплимент ее актерскому мастерству, глаза у старушки зажглись и она своим звучным голосом пророкотала:
– Благодарю вас, молодой человек! Однако, – продолжила лукаво, – я никогда не поверю, что вы явились ко мне в четыре часа ночи для того, чтобы выказать восхищение моей игрой. Будь я лет на —дцать моложе, я бы не сомневалась в истинной причине вашего прихода. Но вы вряд ли геронтофил...
Дима смущенно улыбнулся: типа, увы, нет.
– А жалко... – артистка мило и кокетливо улыбнулась: мол, в каждой шутке есть доля правды. И напрямик спросила: – Так с чем пожаловали вы ко мне, уважаемый автор?
И Дима тоже без обиняков брякнул:
– Хочу поговорить с вами об убийстве Прокопенко.
Глаза актрисы стали влажными.
– Ах, Вадюша... – надтреснутым голосом проговорила она. – Подобной смерти он никак не заслужил...
– Вот я и хочу во всем разобраться, – поддакнул репортер.
– Но зачем вам это, Дима?
С Царевой журналист решил не лукавить – никто не чувствует чужой наигрыш и чужую фальшь острее, чем актеры.
– Понимаете, Эльмира Мироновна, – промолвил он с чувством, – я начинал учиться профессии еще в советские времена. И мне на журфаке вдолбили, что настоящий профессионал должен уметь в своих материалах отвечать не только на вопросы «что?», «где?» и «когда?», но и на самый главный: «почему?».
– Вам не дают покоя, – прозорливо заметила народная артистка, – лавры того выдуманного журналиста... как его бишь звали... Ах да, Флетч! Его романы в свое время печатал журнал «Смена»...
– Я тоже люблю Флетча, – согласился Дима, – но никогда не собирался с ним тягаться. Просто стараюсь делать свою работу.
– Ну что ж, спрашивайте – раз пришли ко мне только за этим.
Полуянов вздохнул и опять начал с «заезда» – лишний комплимент в разговоре с женщиной, особенно третьего возраста, никогда не помешает.
– У вас, Эльмира Мироновна, острый ум и наблюдательные глаза...
– И уже никуда не годное тело, – подала реплику «в сторону» актриса. – Впрочем, не обращайте внимания, продолжайте...
– Может быть, вы вчера увидели что-то важное, странное, необычное? Может, услышали какую-то ссору? Или просто разговор?