В ожидании наследства. Страница из жизни Кости Бережкова - стр. 51
– Я остаюсь, – прошептала Надежда Ларионовна.
Караулов и Костя бросились целовать у ней руки.
Пир длился долго. «Увеселительный зал» был уже заперт для публики, а в кабинете все еще пировали. Когда расходились по домам, Надежда Ларионовна шепнула Косте:
– Вы паинька сегодня. Сегодня я вам позволю проводить меня домой.
Костя был на верху блаженства.
Глава XXIII
Только утром, часу в шестом, явился Костя домой. Хмель еще не вышел у него из головы. В голове у него шумело, в глазах мелькали какие-то огненные языки. Подъезжая к дому на извозчике, он взглянул в окна своей квартиры. Все окна были освещены. Костя вздрогнул. Как электрическая искра пробежала у него по всему телу.
«Господи! Уж не умер ли старик?» – мелькнуло у него в голове.
Он быстро выскочил из саней, сунул извозчику деньги и, спотыкаясь, ринулся в калитку ворот. В калитке стоял караульный дворник в тулупе.
– С дяденькой Евграфом Митричем очень худо, Константин Павлыч, – отрапортовал он. – Час назад еще причащали и исповедовали. Сейчас только священник ушел.
– Жив еще? – торопливо спросил Костя.
– Живы-то живы, но уж, кажется, совсем… кончаются.
Костя поспешно побежал по черной лестнице. Тронув дверь квартиры, он увидел, что она не заперта, и вскочил в кухню. В кухне кухарка ставила самовар. На столе в большой бадье лежал нарубленный кусками лед. Около бадьи стояла дочь Настасьи Ильинишны Таиса и накладывала мелкие куски льда в гуттаперчевый пузырь. Кухарка и Таиса молча укоризненно посмотрели на Костю. Тот, стараясь избежать их взглядов и тоже молча, проскользнул в комнаты.
Здесь он увидел, что весь дом был на ногах. Приказчики бродили на цыпочках и шушукались. Костя даже совестился взглянуть им в глаза. Он пробрался к себе в комнату, дабы снять с себя шубу. Там его встретил старший приказчик, живший с ним в одной комнате.
– Попарились в баньке-то? – язвительно спросил он Костю.
– Не твое дело, – огрызнулся Костя.
– Это точно, что не мое. А только подите-ка, полюбуйтесь, что вы сделали с дяденькой-то! Кончаются. А всему вы причиной… Где бы старика ублажать и успокаивать, вы вон до шестого часа утра в банях паритесь.
– Оставьте, вам говорят! Ну что пристали! Не сидеть же мне над ним и день и ночь сиднем. Ведь я не сиделка. Я человек молодой, человек живой… Живой о живом и думает.
Не умирать же мне вместе с ним.
– Да уж все из баньки-то нужно бы было пораньше вернуться, коли дома такой трудный больной. Ведь уж к шестому-то часу утра, поди, кожу до дыр мочалкой протереть успели, а это можно бы было сделать и в другой раз.
Костя направился в другие комнаты. Старший приказчик дернул его за рукав.
– Не показывайтесь уж дяденьке-то на глаза, не раздражайте его перед смертью, дайте ему умереть спокойно, – сказал он.
Костя покорился и отвечал уже не огрызаясь:
– Я не войду к нему, не войду… Я только из гостиной в щелочку взгляну.
Проходя через приказчицкую комнату, он остановился перед двумя приказчиками помоложе и в оправдание себя сказал:
– Ведь эдакая оказия! Ни на час никуда не можешь отлучиться, чтобы чего-нибудь не произошло. Спрашивал меня дядя?
– Да как же не спрашивать-то? Часов с одиннадцати начали спрашивать, весь вечер спрашивали, раз десять спрашивали. Ну, с этого-то с ними и случилось… – отвечали ему.
– Очень плох старик?