В Ожидании - стр. 17
– У тебя там не осталось совсем никого? Ни одного человека, ради которого хотелось бы вернуться? – спросил Андрей.
– Никого, – замотал головой Миша.
– Родители? Девушка?
– Родители меня не понимали.
Ну как же, знакомая история! А кого они понимали в 14 лет?
– А девушка?
– Откуда у такого как я, девушка?
– Отойдем.
Может и глупо вот в такие моменты, стоя у темного леса, готовясь к самому настоящему бою насмерть, вразумлять пухлого очкарика, наставлять его на путь истинный, но… Быть может, если бы несколько дней назад кто-то поговорил с ним вот так, по душам, парень не приготовил бы себе салат из таблеток. Не попал бы в Ожидание, не ждал бы прихода Паромщиков. И не создал бы другим кучу проблем.
Даже если допустить, что родители и в самом деле не любили сына, как наверняка казалось ему в 14 лет, и не будут плакать над его хладным трупом, что очень маловероятно, то уж по крайней мере без затрат на похороны они бы с удовольствием обошлись. Цинично, но факт…
– Миша, – начал Андрей, в последний раз покосившись на лес, и убедившись, что никто и ничто не выбралось из его тени. – Давай я по-другому сформулирую вопрос. Девушки у тебя не было, но была ли та, которую ты любил?
По тому, как паренек потупил взгляд, Андрей понял, что попал в точку.
– Была, – нехотя ответил он. – На одном этаже со мной жила. Никогда даже не смотрела на меня…
– А ты хоть заговорить-то с ней пытался?
– Пару раз…
– На свидание ее приглашал? Цветы дарил?
– Нет…
– И ты наелся таблеток, так и не заговорив по-настоящему с девушкой, которая тебе так нравилась?
– Ну…
– Ты не попытался покорить ее сердце? Не начал встречаться? Не познал радостей плотских утех? А, впрочем, последнее тебе познавать еще малость рановато. Она не изменила тебе? Не отказала? Не бросила?
Миша нервно переминался с ноги на ногу.
– Ты по сути ничего не попытался сделать, а просто пошел и умер? Так? Я бы еще понял, если бы ты хотя бы попытался покорить ее, но не смог. Вон, как этот, который с крана упал… Дима! Его я еще могу понять. У него было счастье, он завоевал его, но упустил. Я почему-то уверен, что он прекрасно помнит, как упал с крана. И не упал он, а спрыгнул! Чтобы она поняла, кого потеряла! Это на самом деле тоже паршивый повод для самоубийства, но всяко лучше, чем твой. Ты-то даже не попытался обрести счастье.
Паренек сосредоточенно молчал.
– И сейчас, когда у тебя появляется второй шанс, ты опять хочешь его упустить? Опять не хочешь побороться? Я пару часов назад столкнулся с этими собаками. Одна из этих тварей в один укус раздробила мне кости на руке, и швырнула меня как котенка. Это было больно, охрененно больно!
Андрей все больше распалялся, уже не стараясь вложить в этого очкарика побольше злости, уже выплескивая свою собственную злость…
– И я вернулся. И опять иду в этот чертов лес. И опять псина бросится на меня, а я – на псину, и я изо всех сил буду тянуться к ее горлу, чтобы задушить эту тварь. Знаешь, почему? Потому что я должен вывести отсюда Лиду. Если получится – я выведу отсюда вас всех, но, честно скажу, за вами я бы не вернулся. Я вас не знаю. Вы мне никто. А за ней вернулся, и пойду за ней хоть в ад. Знаешь, почему? Потому, что я люблю ее…
– Но ведь вы же…
– Что "вы же"?
– Она же еще девочка, а вы…
– Твою-то ж мать! Отставить "вы"! Она мне – близкий друг, хоть мы вместе и не съедали пуд соли. Она мне как сестра, хоть я и вижу ее два раза в год, да и то не всегда. Понял?