В огне повенчанные - стр. 81
Глядя на командира, то же самое сделали и бойцы. Все устало опустились на землю.
– Давайте, братцы, соорудим костер. Давно не ел грибов, – предложил Григорий, лег на землю и широко разбросал руки. – По моим расчетам, подходим к Днепру. Линия фронта где-то совсем близко. Еще один-два лесных перехода, и в дело пойдут патроны и гранаты.
– Двум смертям не бывать, одной – не миновать, – поддержал командира Иванников. – Только теперь, товарищ лейтенант, давайте будем держаться кучнее, не как на прошлой неделе под Есиповкой. Ни за понюх табаку потеряли двух наших бойцов.
– Какая разница – у Есиповки или на берегу Днепра продырявят башку? Наша скорость меньше, чем та, с какой немец движется на восток. Как ни стараемся, а мне кажется: мы все больше и больше отстаем от его тылов, – ворчал самый старший по возрасту боец Вакуленко. Неделю назад, у потухшего костра, на небольшом островке посреди огромного болота, он разоткровенничался и рассказал про свое житье-бытье. Дома, на Полтавщине, Вакуленко оставил жену с двумя малыми детьми, старую мать и отца – красного партизана.
– А ты не паникуй, Полтава, – упрекнул украинца Солдаткин. – Тебе хорошо рассуждать, ты уже пустил на земле корни, двух сынов ухитрился смастерить, а я еще и жениться не успел. Всего лишь раз поцеловал невесту, да и то на станции, у телячьего вагона, под вой баб и хныканье ребятишек.
– А что ты предлагаешь, Вакуленко? – спросил Казаринов, наблюдая, как Иванников ловко ломает об коленку сучья и бросает их в ворох, под который Солдаткин положил ветки сушняка, чтобы лучше разгорелись.
– У меня одна и та же песня: нужно подаваться в партизаны. Уже два случая упустили. Хотя бы вчера: ведь звали ребята. По заданию райкома оставлены, половина из них партийные и комсомольцы, а нам все подозрительно, будто нельзя бить немца в его же тылу. Очутись на нашем месте мой батька – с первого же дня начал бы шукать партизан.
Казаринов где-то в душе понимал, что Вакуленко был отчасти прав. Но ему, кадровому командиру, не хотелось расставаться с мыслью о выходе к своим.
– Попробуем, Вакула. Еще один-два броска и… если ничего не получится – двинемся к партизанам. Да, кстати, я все хотел тебя спросить: уж не отец ли вбил тебе в голову эту манию партизанщины?
Вакуленко вскинул на Казаринова озорной взгляд и почесал черную смолистую бороду.
– Угадали, товарищ командир. Последние слова батьки были об этом. Так и сказал: попадешь в плен – беги и ищи партизан. Очутишься в окружении – тоже: если не прорветесь к своим, идите в партизаны…
– Но ведь батька сказал: «если не прорветесь», – перебил Вакуленко Солдаткин. – А мы возьмем – и прорвемся!
– Я-то что, – со вздохом протянул Вакуленко. – Я – как прикажет командир. Он хотел знать мою думку – я ее и выложил.
Костер заполыхал жарко. Сухой валежник, охваченный пламенем, звонко отстреливал в воздух яркие красные угольки.
Глядя на бороду Вакуленко, Григорий провел ладонью по своей бороде. Как на грех, ни у кого не было даже осколка зеркала.
Первую часть приказа – обстрел вражеского аэродрома – группа Осинина выполнила, сверх ожидания, успешно. А вот соединиться с остатками полка группе Казаринова не удалось. Прибыв на условленное место сосредоточения – на восточную опушку леса, что в двух километрах севернее Высочан, – они обнаружили, что по пути к деревне остатки полка подверглись сильной бомбежке и артобстрелу противника. А на другой день полк попал в мощные танковые клещи резервного танкового корпуса врага, идущего на подкрепление группы армий «Центр», и был до такой степени обескровлен и измотан, что изменил свой прежний маршрут выхода из окружения и двинулся по направлению к Орше. Об этом Григорий узнал от раненого сержанта из взвода управления. Его приютил в Высочанах колхозный сторож, изба которого стояла на самом краю деревни.