В огне повенчанные - стр. 67
Майор Северцев вплотную подошел к провинившимся ополченцам и, обведя взглядом их лица, с трудом скрывая гнев, произнес:
– Эх вы!.. А ведь присягали под знаменем!
Слова о присяге как бы несколько отрезвили провинившихся.
– Виноваты, товарищ полковник, исправимся, – за всех ответил Еськин, глядя в землю. – Работа была чижолая, председатель поднес за обедом по стаканчику… Уж очень благодарили, товарищ полковник. Колодец стал лучше, чем когда был новый. Так бабы и сказали. До самого гумна нас провожали.
– Старченко! – почти взвизгнул полковник Реутов, и тотчас же перед ним выросла фигура начальника штаба полка майора Старченко.
– Слушаю вас, товарищ полковник!
– На всех четверых сегодня же оформить документы в трибунал! – Эти слова Реутов произнес громко, чтоб их слышали ополченцы, сидевшие в отдалении на смолистых еловых бревнах. Потом он умышленно сделал продолжительную паузу и молча прошелся перед вытянувшимися нарушителями армейской дисциплины. – Чтобы завтра об этом преступном нарушении воинской дисциплины знала вся дивизия!
По лицу майора Северцева, застывшего в оцепенении, было видно, что излишняя горячность полковника Реутова и поспешность в выборе меры наказания были ему не по душе. Но сложившаяся обстановка исключала всякую дискуссию: все происходило на глазах ополченцев.
– А сейчас что с ними? – спросил майор Старченко, переводя взгляд с Реутова на командира полка.
– Под арест!.. На дивизионную гауптвахту!.. До отправки в трибунал держать на строгом режиме!
Реутов сомкнул за спиной руки и уже направился в сторону окопов второго батальона, но, словно вспомнив что-то очень важное и неотложное, остановился. Повернувшись вполоборота к наказанным ополченцам, он с раздражением бросил:
– За такие дисциплинарные нарушения в боевой обстановке расстреливают на месте!
Слова «расстрел на месте» как ветром сдули пьяную одурь с лиц провинившихся. Слесарь Еськин воспринял эти слова начальника штаба болезненнее остальных – лицо его залила мертвенная бледность.
– Эти четыре пули приберегите лучше для немцев, товарищ полковник, – бросил он вдогонку Реутову.
Дерзкий ответ Еськина окончательно вывел Реутова из себя. Он обернулся и, мягко ступая на своих кривых тонких ногах в хромовых сапогах, подошел вплотную к ополченцам:
– Что?! Для кого вы мне советуете приберечь четыре пули? – Глаза полковника бегали по лицам бойцов, выискивая того, кто осмелился сказать ему такую дерзость.
– Для немцев! – твердо, глядя Реутову в глаза, проговорил Еськин.
– Фамилия?
– Рядовой Еськин!
– Хорошо, рядовой Еськин, военный трибунал учтет и этот твой совет.
Провинившихся под конвоем увели в лес, где в блиндаже, вырытом в сырой ложбине, в отдалении от командного пункта полка и почти рядом с блиндажом штаба дивизии, помещалась гауптвахта.
Такого строгого наказания ополченцы, оказавшиеся свидетелями случившегося, не ожидали. Бывали в дивизии нарушения и раньше. За них наказывали. Но чтобы дело дошло до суда военного трибунала – такого еще не было. А ведь все четверо были на хорошем счету в роте.
Глава XIII
Ночь Богров-старший провел в бессоннице. Мучил вопрос: прав или не прав был начальник штаба, отдав под суд военного трибунала в общем-то неплохих бойцов? По-всякому рассуждал сам с собой. И в конце концов решил: «Как только рассветет – пойду к комиссару дивизии. Нет, пожалуй, вначале нужно обратиться к командиру полка – к Северцеву, а потом уж к комиссару дивизии».