В клешнях черного краба - стр. 8
Спагетти оказались неплохими. Нежные медальончики гребешков и маслянистые ломтики подкопченного лосося придали им достойный вкус, и, уничтожая мокрой салфеткой остатки нежного крема в окрестностях рта, я вдруг подумал о том, что для того, чтобы отведать знатных морепродуктов, вовсе не обязательно переться за пятьсот километров в какую-то дыру. Хорошее место этот ресторан, я здесь в первый раз, надо взять на заметку. А то в спокойные дни, когда есть часок для обеда не в конторе, а на стороне, приходится долго слоняться в окрестностях вокзала, чтобы найти что-нибудь новенькое и не очень тошнотворное.
Без третьей кружки пива было не обойтись, так что у входа в пассажирскую зону мне пришлось притормозить, чтобы элегантно вписаться в узкий турникет, рассчитанный исключительно на топ-моделей, дистрофиков и студентов государственных университетов. Запихивать билет в щель также пришлось в поэтике замедленной киносъемки, и я подумал, что был прав, отказавшись от идеи заказать на посошок кувшинчик саке. По пути к платформе пришлось завернуть «позвонить мамочке» – моим почкам все в отделе завидуют. Так что, когда я поднялся наверх, на платформе не было никакой очереди. А это означало, что все жаждущие уехать на самый восток Хоккайдо уже сели в поданный минут пять назад поезд и что я прозевал место у окна, а может, и сидячее место вообще. Стоять же четыре с половиной часа до Кусиро было унизительно, и делать этого я не собирался.
«Некурящих» вагонов в этом поезде было три. В первых двух мест, разумеется, не осталось, а в последнем затылок не торчал только из одного кресла. Я подивился честности девицы из кассы и поспешил к «сияющей пустоте», опасаясь, как бы навстречу мне из противоположного тамбура не двинулся другой страждущий посетить самую восточную оконечность нашего огромного и, между нами, довольно бестолкового острова.
По дороге к свободному месту я автоматически начал думать о том, почему именно это место не занято. Обычно дело бывает в соседе, то есть в том пассажире, который пристроился у окна. «Либо пьяный, либо иностранец», – подумал я и в этот момент достиг желанного кресла. Ага, ну так и есть – инострашка-гайдзин! Причем не просто иностранец. Я даже присвистнул от неожиданности – у окна притулился мой друг Ганин.
За десять лет нашего знакомства я уже привык к таким вот неожиданным встречам. Саппоро – город немаленький, и приятели здесь так просто друг на друга на улице или в метро не натыкаются. С Ганиным же как-то с самого начала знакомства мы стали сталкиваться в самых неожиданных местах. Бывает, в воскресенье сидишь у него, пьешь пиво, кушаешь гуляш – коронное блюдо его Саши, – расстаешься за полночь, а на следующее утро неожиданно встречаешь его где-нибудь в центре на Одори или в Сусукино.
Поначалу меня это беспокоило, и, разумеется, не только меня. Из России в начале девяностых к нам много русских хлынуло, причем самых разных. Ганина, само собой, и по нашей линии, и по линии «безопасности» проверяли долго, но ничего такого за ним не нашли и разрешили мне не беспокоиться. Потом, когда через два года его взяли на полную ставку в полицейскую академию преподавать русский язык, проверили во второй раз. Даже в Москву в его родимую человечка посылали, но тоже все закончилось тихо и гладко.