В клешнях черного краба - стр. 7
Тут опять заверещал мобильник.
– Да!
– Такуя? Это Кадзуки!
Этого только не хватало! Мало того что приперся фактически без приглашения, так еще и звонит в такой ответственный момент – после первой кружки и перед первой тарелкой!
– Ну?
– Как оно?
– Ничего. А твое?
– Лучше всех. Ты что, домой сегодня не придешь?
– И завтра тоже.
– Да, Дзюнко сказала… Слушай, Такуя, я все насчет тачки. Ты не переговорил там с кем хотел?
– А ты без тачки прямо умираешь, да?
– Ну чего ты опять? Сами же с сестрой завели эту бодягу!
– Никакой бодяги нет. Когда поговорю с кем надо, тогда тебе сообщу. И нечего меня дергать!
– Я не дергаю. Извини. Ну пока!
– Пока!
И когда этот придурок начнет жить по-человечески? Сколько еще терпеть его выкрутасы? Тридцать пять лет – а ни работы, ни дома, ни семьи, кошмар какой-то…
– Пожалуйста, вот ваши спагетти. Кушайте, наслаждайтесь, – вымученным тоном промямлил похожий на склоняющуюся к дубу рябину парень-официант.
Он поставил передо мной, то бишь перед дубом, блюдо с желто-розовой горой, над которой поднимался ароматный парок, и засунул счет в пластиковый стаканчик справа от меня.
Только я взялся за вилку с ложкой, как опять завопил телефон.
– Извини, Такуя, это опять я.
– Чего тебе?
– Я забыл спросить: у этого твоего парня тачка дизельная или бензиновая?
– Я почем знаю?
– А ты не спросишь?
– Ага, сейчас я все брошу и буду ему звонить – дизелем интересоваться.
– А-а-а… Ну извини. Просто солярка дешевле бензина…
– Я в курсе! Чего ты пристал?
– Ну извини, извини…
Мой друг Ганин как-то пытался научить меня одной русской поговорке. Что-то там было про палец и руку, кто-то там их почему-то кусал (или откусывал?), и это все походило на ситуацию с братцем Дзюнко. Эти русские поговорки и пословицы фиг запомнишь. Минут пять они у тебя в голове сидят, а потом куда-то деваются. Как же там про палец-то?..
Если вы думаете, что я успел прожевать первую порцию спагетти, которую я после получасовых усилий отправил в рот при помощи вилки, ложки и пальцев, то вы ошибаетесь. Мобильник в очередной раз потребовал моего внимания и участия.
– Да!
– Извини, Такуя, это снова я.
– Ты мне поесть дашь или нет? У меня поезд через час!
– Извини, извини! Я на секундочку! Ты, когда будешь с этим своим парнем про тачку разговаривать, спроси: у него четыре ведущих или только передние?
– А что, если только передние, брать не будешь, что ли?
– Ну, ты же знаешь, как на Хоккайдо зимой ездить? Полноприводная-то получше будет.
– Отстань, а! Какая будет, такая и будет!
Как там мой друг Ганин говорит? Что-то про лошадь с зубами… Черт, не упомнишь этих его прибауток!
– Ну ладно, извини! Спроси, если сможешь. Хорошо?
– Пока, Кадзу!
Так! Поесть мне, видно, не удастся. Две минуты я колебался между полярными интересами – служебного долга и собственного комфорта. С Нисио я все обговорил, он звонить больше не должен. Дзюнко на меня рассердилась и тоже сама до понедельника не позвонит – через год у нас серебряная свадьба, и повадкам ее меня обучать не надо. По разговорам с ее «брательником» я сейчас месячную норму выполнил, а отцу в Токио позвоню завтра – он наверняка сейчас со своими приятелями-сэнсэями торчит в каком-нибудь кабаке. Так что железная логика ускорила процесс принятия решения: стремление к личному покою одолело тусклые воспоминания двадцатилетней давности о присяге на верность отчизне, и я не без удовольствия нажал на телефоне на кнопочку «off» под картиночкой, изображающей громкоговоритель, перечеркнутый крест-накрест двумя соломинками.