В городе улица - стр. 18
Я с сомнением смотрю на Марго. Кто, кому и чем может помочь в этом глухом месте? Марго тянется к ветке березы и срывает желтый листок. Складывает пополам, приглаживает ярким ногтем.
– Кстати, – интересуется она, – я так поняла, вас еще на собрание не приглашали?
– Какое собрание?
– Ну, они собирают всех местных, типа знакомятся и всё такое. Бабка всегда организует это для новеньких…
– А для чего это вообще? – не понимаю я.
– Ну как сказать… Вот сходишь и посмотришь сама. Увидимся там с тобой.
Я встаю, тоже срываю листок с березы. Он гладкий, только начавший желтеть. Тонкие прожилки еле ощущаются пальцем. Я ничего не понимаю, но впервые за долгое время мне легко, мне легко с малознакомым человеком, который от меня ничего не ждет и, главное, ничего не требует.
Марго бросает березовый листок под ноги, наступает на него рифленой подошвой и давит, растирает из всех сил. Потом небрежно говорит:
– А Толика ты видела уже?
У меня по рукам бегут мурашки.
– Ну да.
– И как он тебе?
Марго внимательно смотрит на меня. Я не понимаю, зачем мы вообще о нем говорим.
– Ну, как… Странный.
Я стараюсь говорить как можно мягче, потому что не знаю, как она сама к нему относится. Марго качает головой, глядя на камушки под ногами.
– Не, он не странный. Он настоящий псих. Ты поняла уже, кто он? Собиратель.
– Собиратель?
Я не понимаю, о чем она. Я знаю только одно значение слова «собиратель». Это из истории, насчет обычаев древних племен. Одни люди в племени были охотниками, а другие собирателями. Они приносили всем орехи, корни растений, зерна, овощи и фрукты. Толик – собиратель? Я вспоминаю барахло, лежавшее в его тачке.
Марго морщит нос и с отвращением поясняет:
– По мусоркам шляется, собирает там всякую дрянь и тащит к себе домой.
– Фу, – меня передергивает.
– Ну да. Психическое расстройство. Но лучше с ним дружить. Может, звучит дико, но лучше дружить.
– Зачем? – тихо спрашиваю я. Мурашки на моих руках уже размером с майского жука.
– Так. Может, пригодится. Дом его уже видела?
Я всматриваюсь в ее лицо, стараясь уловить тень улыбки. Вот сейчас она засмеется и отпустит какую-нибудь шутку. Но Марго и не думает смеяться. Она с любопытством глядит мне в самые глаза. Пауза затягивается.
– Да я вообще не знаю, где он живет, Толик этот, – тихо говорю я наконец.
– Потом узнаешь. Короче, туда не ходи.
В кармане у нее жужжит телефон. Марго, не глядя, отключает его и встает.
– Ладно, мне пора.
Она улыбается и кивает мне:
– Не кисни давай. Пиши.
Я тоже встаю. Не ожидала, что она так резко засобирается уходить.
– А ты сейчас куда? Не домой? – спрашиваю я.
– Не, по делам тут надо. Короче, звякну тебе, если что. Или зайду.
– Ладно, – говорю я.
Я медленно иду к остановке. День кажется мне каким-то удивительным. Воздух – необычно прозрачный, сладковато-свежий. Клумбы – неожиданно яркие, полыхающие сиреневым, розовым, алым. Небо – синее, невозможно глубокое… Я чувствую себя живой и свободной. Я не хочу на Заводскую.
Когда я выхожу на своей остановке, мне не верится, что я в том же самом дне, в том же самом городе. Серое небо висит над пустырем, заросшим высохшей травой. Ни деревца, ни цветочка. Правда, у дома Бориса растут высокие торжественные ели. Наверное, их сажали прежние хозяева: как пересадишь такие большие деревья? Почему-то я думаю о кладбище – там у некоторых могил устраивали целые траурные композиции из елей и туй. Глупости, что за мысли.