В двух шагах от рая - стр. 39
– Внимание влево! – басил в эфире Моргульцев. И стволы БМП развернули влево. Замелькал разрушенный артиллерией кишлак, что означало «будь начеку!». Навстречу двигались афганские пассажирские автобусы и грузовики.
Колонна миновала выстроенные вдоль дороги советские и афганские заставы, подбитую когда-то военную технику, ржавеющую на обочинах, одинокие памятники погибшим советским солдатам.
Добрались до уездного центра, постояли, пока согласовывали предстоящую работу с афганцами. Епимахов отвечал афганцам доброй улыбкой, кивал выклянчивающим мальчишкам.
– Не стоит принимать звериный оскал за дружескую улыбку! – предупредил проходивший мимо ротный.
– Да что вы! Это же дети!
– Сукины дети! – уточнил Моргульцев.
Несколько афганцев в военной форме, но без оружия забрались на первую БМП – показывать дорогу к кишлаку. Селение выбрали, как нарочно, подальше от дороги. Тревожно было забираться в такую даль. Переглядывались офицеры и солдаты – не западня ли?
– Надо было сперва блоки выставить, а потом уж лезть в эту дыру! – бубнил Моргульцев.
В кишлаке рота расползлась, заняв оборонительные позиции. Прижались к дувалам боевые машины пехоты, затаились.
– Они глупостями занимаются, а мы их прикрывай! – негодовал ротный. – Без саперов полезли по проселочной дороге!
Одного Епимахова, не понимавшего пока всей опасности затеи с посещением отдаленного кишлака, не нюхавшего пороха, не знавшего коварности афганцев, воодушевляла ура-пропагандистская акция агитотряда. Охватила лейтеху революционная эйфория. Офицеры агитотряда, и те озабоченно поглядывали на холмы, на мелькавших в толпе афганцев вооруженных людей.
– Это кто с автоматом и четками? – наконец-то забеспокоился Епимахов. – Это не душман?
Нахохлившийся, как воробей, переводчик агитотряда, щуплый узбек, прищурился:
– Ты это слово не употребляй. Это значит враг. А этот, – он кивнул на афганца, – из отряда самообороны.
– А-а…
– Недавно приехал?
– Ага… Николай. – Епимахов протянул переводчику-узбеку руку.
– Тулкун. – Рука у узбека была маленькая, безвольная.
– Слушай, Тулкун, ты не мог бы мне подсказать несколько фраз, а то так хочется что-нибудь сказать афганцам?!
– Какие фразы? – Узбек насторожился, прищурился.
– Ну, например: «Как дела?», «Все ли в порядке?»
– Афганцы обычно говорят: «Джурасти, четурасти?»
Епимахов записал в книжечку. Повторил вслух. Афганец с автоматом, из отряда самообороны, заулыбался.
– Джурасти, четурасти, хер расти до старости, прилетят верталетасти, будет всем …издец! – передразнил прапорщик Пашков.
– Я тебе советую, – сказал узбек, когда Пашков ушел, – выучить несколько сур из Корана.
– Зачем?
– Всегда может пригодиться.
Епимахов записал под диктовку переводчика длинное предложение:
– А что это значит?
– Это значит, что нет бога, кроме Аллаха, и Мохаммад – его пророк. – Переводчик взял Епимахова за руку, понизил голос: – Если вдруг попадешь в плен, повторяй эту фразу, духи тебя не убьют… Извини, мне надо помочь доктору. Потом скажу.
«В плен? – опешил Епимахов. – Я не собираюсь попадать в плен к бандитам! И о пощаде, как этот узбек, просить не стану!..»
Непривычно ощущал себя Шарагин, участвуя в благотворительной акции агитотряда. Сидел он на нагретой солнцем броне, курил, наблюдал за холмами, за бородатыми афганцами с оружием, за действиями агитотряда.