Узники вдохновения - стр. 37
Мать заволновалась: к худшему или к лучшему новое увлечение дочери? Лариса приучена к классической живописи со светотенью, движением воздуха. Тут – ничего похожего: какие-то странные наброски мужских и женских фигур в сомнительных позах. Мужу она запретила тревожить девочку, но сама не удержалась, спросила осторожно:
– Это кто?
– Пока не знаю, – ответила Ира с готовностью, хотя обычно сердилась, когда ее отрывали от работы. – Меня влечет что-то, чему я не могу дать определение. Это что-то – во мне, даже глубже меня. Какая-то тайна, которую я не пытаюсь раскрыть, чтобы она не перестала быть моей. Образы живут во мне, они давят на мозг, на грудь, на глаза. Я пишу и не могу остановиться. Кистью водит не рука, а душа. Никогда не занималась масляными красками всерьез, да и прежняя техника забыта – так давно не брала в руки палитру. Но уже начинает получаться. Я так рада! Нет, ты пойми, мамуля, я просто счастлива!
Лариса Марковна поняла: дочь тяжело переживает развод и пытается рисованием укротить естественные призывы женского организма. Пусть отвлечется. Еще бы – столько пережить, страшно подумать! Бедная девочка!
Расстроенная мать прошла в столовую, открыла резную дверцу старинного цветаевского буфета с вставками из тяжелого зеленоватого стекла, вынула пузатую бутылку французского коньяка, подаренного кем-то из друзей еще в добрые, уже старые времена, и посмотрела на свет – жидкости осталось на два пальца. Обреченно вздохнув, Лариса вылила все до капли в большой фужер и выпила. Коньяк приятно обжег сначала пищевод, потом желудок. Голове тоже стало легче. «Все-таки жизнь имеет свои прелести. Ничего. С Иришей как-нибудь образуется. Если с визой не выйдет, вернемся в Москву, подыщу ей нового мужа. Теперь уже не из писателей или художников, а из бизнесменов».
Однако с тех пор, как живопись захватила Ирину целиком, она грезила только об Америке. Лишь бы не сорвалось! Там у нее будут все возможности, там она реализует свой потенциал. Она покорит Америку и станет известной на родине!
Весь июнь и июль Ира работала, читала биографии живописцев, записывала в дневник мысли о творчестве и снова работала. Иногда появлялось чувство полета, а порой – боязнь утратить вдохновение. Эти качели настроения преследовали ее всю жизнь, и бороться с ними было бесполезно. Если вещь шла хорошо, Ирина не прерывалась, поэтому мало плавала в реке, продолжала курить с мамой на пару, много и беспорядочно ела – в результате слегка поправилась.
В середине августа зарядили холодные дожди, и семья вернулась в маленькую московскую квартирку, но тут, как по заказу, подоспела долгожданная виза, осталось получить справку для таможни на вывоз красок. Ира сразу забыла, как нервничала и сомневалась в успехе. Иначе и быть не могло, цепочка и ключ – все решено и выверено свыше. Недаром, когда уезжали с дачи, ее слегка знобило и было странное чувство последнего прощания с Тарусой, подмосковной природой, Окой. Даже Сергей, узнав об отъезде Ирины в Америку, позвонил и вернул ее личные вещи.
Начались странные сборы: совершенно непонятно, что брать с собой. На восточном побережье, в Нью-Йорке, от которого до Нью-Хейвена всего сто двадцать километров, намного теплее, чем в Москве, поэтому зимнее пальто с чернобуркой решили продать ради денег, а норковое манто и дубленку пока сохранить. В чемодан попали пара лучших туфель и платьев, купальник, немного белья, плащ. Ирина целый ящик загрузила красками и еще упаковала тяжелый походный этюдник со складными ножками на винтах. Лариса Марковна спорить не стала, хотя сомневалась, что живопись станет для дочери призванием и произведет на американцев неотразимое впечатление. Впрочем, она не специалист и уже один раз ошиблась, когда Леонов сказал, что Ира – редкий талант. В любом случае дочь там устроится, там все как-то устраиваются. Однако ее единственная девочка, ее кровинка, уезжала в неизвестность, где может случиться непредвиденное. Лариса отобрала из своих ювелирных украшений самые ценные, но не самые любимые, присовокупила удивительной красоты браслет с изумрудами, который Раушан незадолго до смерти сама надела на руку внучке, и велела дочери спрятать подальше – на крайний случай. Выскребла из потайного места последние пятьсот «зеленых» (Ире на первое время) и заняла у подруг побольше «деревянных» – в аэропорту наверняка придется за что-нибудь доплачивать.