Узники Птичьей башни - стр. 21
Я нажала отбой и закрыла лицо руками. Я не понимала, какой чёрт дернул меня на эту дичайшую браваду. Я посмотрела на календарь – 18 мая 2015 года из большого яйца ярости вылупился ещё один человек-пингвин.
Устройство на работу в японскую компанию стало моим личным челленджем, идеей фикс, наваждением. Я должна была получить оффер от большой корпорации любой ценой, я должна была отбатрачить в большой компании хотя бы пару-тройку лет, чтобы утереть нос Мише, чтобы доказать ему, что попасть в мир крупных корпораций может любой желающий – даже такие «гуманитарии-неудачники», как я.
Когда я начала искать работу, мало кто из одногруппников верил, что мне удастся её найти. Я приступила к атаке рынка труда на пару месяцев позже остальных.21 Я не была японкой, я не была китаянкой и даже кореянкой. Я была тем, кого кадровики больших японских компаний обычно не встречают на собеседованиях, рассчитанных на выпускников японских университетов, – бледной иностранкой, которая вот-вот получит диплом престижного местного ВУЗа. Однокурсников часто отсеивали ещё на групповом этапе, а я каждый раз доходила до последнего интервью и проваливалась именно на нём. После очередной неудачи я думала сдаться. Мне казалось, что небо просит меня угомониться, пока не поздно. Шёл третий месяц поисков, я была на грани нервного срыва, я знала, какие вопросы и в какой последовательности мне будут задавать, но я так же знала, что мои ответы никого не интересуют. Я доходила до последнего собеседования только потому, что кадровики и менеджеры хотели посмотреть на заморскую зверушку, а не потому что они хотели взять эту зверушку на содержание в свой зоопарк. Я была для них кем-то вроде оцелота – поглазеть на диковинку желали многие, но покупать не стремились, отдавая предпочтение кошкам обычным, ведь простых котяток было в разы проще приучить к лотку и когтеточке.
Я решила, что Птичья башня станет последним небоскрёбом, порог которого я пойду обивать – набойки на туфлях и так почти стёрлись от бегания по городским джунглям. Интервью в Птичьей башне было чем-то вроде подброшенной в воздух монетки: выпадет решка, стану клерком, орёл – пойду в докторантуру. Выпала решка.
Ни одна живая душа не попыталась остановить меня, когда я готовилась нырнуть в мир больших корпораций, кроме научника. Профессор так сильно расстроился, что даже не пришёл на церемонию вручения мне премии. Сэнсэй22 считал, что я его предала, но он и не догадывался, что предала я не только его, но ещё себя и всё, во что верила.
Остальные почему-то были рады, что я отреклась от науки ради «бумажной мечты».
«Теперь ты стала значимой ячейкой общества», – поздравили меня родители то ли в шутку, то ли всерьёз. Подруги, почти забывшие обо мне, принялись бомбить сообщениями и звонками в «Скайпе», «Вайбере» и «Фейстайме».
– Ну наконец-то ты взялась за голову, – сказала Лера. – Я боялась, что ты решила стать вечным студентом, как тот парниша из Нидерландов. Я встретила его летом на пляже в Барселоне. Ему перевалило за тридцатник, а он всё на пары ходит с тетрадкой под мышкой, живёт в общаге, подрабатывает в кофейне. Ни стабильной работы, ни квартиры, ни жены, ни детей, а его всё устраивает. – Она закатила глаза. – Мало того, он набрался наглости подъехать ко мне на своем двухколёсном драндулете. Я думала, ещё пара семестров, и ты превратишься в нечто подобное, начнёшь одеваться в секонд-хендах и рассуждать, как перекочевать со стипендии прямиком на социальное пособие, – Лера пыталась одновременно красить ногти на ноге, разговаривать со мной и смотреть «Комеди-Вуман».