Ужин мертвецов. Гиляровский и Тестов - стр. 22

– Последний вопрос, Илья Сергеевич, вы когда-нибудь слышали про дуэль с «Чашей Сократа»?

– Нет. А что это такое?

– Так, ерунда, – ответил я, захлопывая блокнот.

– А хотите знать мое мнение насчет этого отравления? – вдруг спросил Веретенников.

– Конечно, хочу!

– Шерше ля фам, – ответил эконом.

– В каком смысле?

– Завтра вечером приходите к девяти. Увидите и Патрикеева, и Чепурнина. Был бы жив Столяров – и он бы пришел. Вот вы спрашивали про игру – думаю, вы не там ищете. У них действительно была общая страсть, но это – не страсть к игре, а я бы сказал – страсть к музыке.

– К музыке? – удивился я.

– Именно к музыке, – тонко улыбнулся эконом и вдруг стал совершенно похож на Ришелье с портрета работы Шампеня.

Пообедать я решил тут же, так сказать, не отходя от рабочего места. Прошел в столовую, где давеча имел разговор с ресторатором Тестовым, сел у окна и подозвал официанта:

– Чем сегодня у вас кормят?

Тот дернулся было принести карточку меню, но я махнул рукой:

– Ты мне так скажи, я же не читать пришел, а поесть.

– На первое польский борщ на копченой грудинке с ушками-с. Или селяночка сборная рыбья на раковом масле, – начал он перечислять.

– Селянку, – постановил я, и официант, черкнув в блокноте, продолжил:

– Если не торопитесь, то на второе могу подать духового цыпленка с белыми грибами-с.

Я скептически поморщился.

– Что ты мне заливаешь тут, голубчик? Духового цыпленка томить надо полтора часа. Небось с утра остался, так вы его просто разогреть хотите.

Белобрысый, поняв свою оплошность, предложил другое блюдо:

– Тогда зайчика в сметане? Со вчерашнего вечера купался в маринаде. К обеду тушить поставили, как раз свежее будет, только из печки. Подадим с салатом из синей капусты.

– Хорошо, – кивнул я, – давай зайца.

Белобрысый сделал отметку и склонился ко мне:

– Закусочки перед первым не желаете-с? Огурчиков соленых, малосольных, маринованных? Помидорчиков зеленых или красных? Подам с водочкой.

– И того, и другого, и водочки.

– И десерт закажете?

– А что есть?

– Самбук из яблок.

– Антоновка? – спросил я.

– Точно так-с.

– А еще?

– Винное желе в апельсиновых корках.

– Нет, – отрезал я. – Этого не надо. А сырники есть?

– Книжками-с, – кивнул официант. – Со сметанкой и корицей.

– Вот и хорошо, – сказал я. – Тащи по готовности, уж больно есть хочется.

Через час, в лучшем расположении не только духа, но и тела, подбодренный двумя рюмками смородиновой настойки, я был готов возвращаться домой, чтобы Маша могла продолжить свой курс моего похудения.

Мое благодушное настроение продержалось ровно пять минут под ноябрьским дождем. Но, слава богу, идти было недалеко. Дома я переоделся в домашние брюки, накинул свой любимый татарский халат и завалился на диван в кабинете под предлогом сильной усталости. И не заметил, как задремал. Однако толком поспать мне не дали – Маша разбудила меня, сообщив, что приехал Лёня Андреев, судебный репортер из «Курьера». Зевая, я вышел в гостиную и увидел этого молодого красавца с короткой бородкой и мягкими каштановыми волосами – он сидел за столом, перед ним стояла чашка чаю.

– Владимир Алексеевич! – вскочил он. – Простите ради бога, что вот так, без предупреждения, но – спешу! Надо в номер материал сдать. Говорят, вы были свидетелем самоубийства на Ордынке.

– Был.